Он улыбнулся и понизил голос:
— Не пугайтесь. В этом нет ничего предосудительного. Признаю, что соотношение мужчин и женщин несколько неравно, но… — он пожал плечами, — у всех есть спальные мешки, так?
Я кивнула.
— Мальчики могут спать на своих местах в салоне, а нам придется как-нибудь устроиться в кабине. Думаю, нам удастся немного подремать. — Он открыл дверь. — Пойдемте распорядимся насчет сна.
Только через час юные сорванцы утихомирились наконец, и еще через час смолкли шепот и смех, и из салона послышалось ровное дыхание учеников.
Я вертелась в своем спальном мешке, полулежа на сиденье и поворачиваясь то так, то эдак. Но ничего не помогало. Я не могла уснуть, не могла хоть на миг провалиться в сладкое забытье. Испробовала все уловки, которые знала, — пересчитывала овец, повторяла алфавит, считала числа, пока голова не пошла кругом. Когда я добралась до тысячи, у меня началась настоящая паника.
Повернувшись в очередной раз, я попыталась рассмотреть в темноте лежащего рядом мужчину. Интересно, он-то спит? Из его спального мешка не доносилось не единого звука. Я рассматривала его четкий, привлекательный профиль, и во мне что-то вдруг всколыхнулось — от этого паника во мне еще более усилилась. Я разволновалась, покрылась испариной и начала задыхаться в своем тесном мешке.
— Что случилось? — Мистер Хардвик повернул голову. — Не можете заснуть?
Я кивнула:
— Не могу! Испробовала уже все, но…
Кажется, мое признание вызвало у него улыбку.
— Вы не одиноки. У меня тоже ничего не получается.
Мы смотрели друг на друга. В темноте я с трудом различала, какие густые у него брови и как они сходятся на переносице. Я была почему-то уверена, что его обычно строгие и холодные глаза сейчас тоже улыбаются.
— Что будем делать, мисс Джонс?
— Не знаю. Просто не знаю!
Он поднял руку и принялся шарить в своем мешке.
— Где-то здесь у меня есть… плечо. Не хотите попробовать, подходит ли оно вам по размеру?
— О нет, спасибо, мистер Хардвик, я не могу…
— Не можете? Почему? Считаете, что между нами слишком много преград — статус, положение и все такое прочее? Но, Боже мой, в такой ситуации!.. — Он протянул ко мне руку, но я отпрянула в сторону.
— Ладно, — в его голосе послышалась обида, — тогда мы просто поговорим, давайте? О чем пойдет беседа?
Еще одна проблема! Немного подумав, я спросила:
— Как… как вы повредили ногу?
— Ну что ж, неплохой гамбит. Я слишком энергично играл в футбол с сыном и порвал мышцу. Только никому не говорите об этом, ладно? Звучит не слишком романтично.
Я немного осмелела:
— Вы играете в футбол?
— Иногда. А что это вас так удивляет?
— Как-то не вяжется с вашим… с вашим образом.
Он рассмеялся:
— Вы видите во мне мало человеческого, не так ли?
— Да, — откровенно призналась я.
— Тогда вы очень удивитесь, узнав, как много у меня человеческих качеств, мисс Джонс.
Он замолчал. Я опять запаниковала. Как заставить его продолжить говорить? Нельзя позволить ему уснуть, иначе мне придется провести в одиночестве всю эту долгую ночь.
— Ваша жена не возражала, что вы увезли сына на выходные?
Он резко вскинул голову:
— Жена? Моя жена умерла десять лет назад.
По непонятной причине мое сердце забилось с удвоенной скоростью.
— Но в школе мне сказали, что с вами живет женщина по имени Элейн. Я думала, она ваша жена.
— Ах, Элейн! Она — моя экономка. Их много сменилось у нас с сыном за последние годы, но, думаю, она останется. Элейн немного отличается от других. Она особенная. Она старый друг моей сестры. Вдова с маленьким сыном. Ей была нужна работа, а мне экономка, так мы с нею и поладили. Она работает у меня уже почти два года.
Мое сердце забилось ровнее. Вот, значит, как обстоят дела. Я подсчитала в уме и спросила:
— Значит, Колин был совсем маленьким, когда умерла его мать?
— Совсем маленьким. Я даже не хочу думать о том времени, не то что вспоминать.
— Простите.
Туман за окном принимал причудливые формы. Тишина гнетуще действовала на нервы, и меня внезапно переполнило желание почувствовать тепло другого человека. Я вся задрожала.
— Мисс Джонс, вам вовсе не обязательно сидеть в своем мешке и дрожать как осиновый лист. Мое предложение остается в силе. — Мистер Хардвик, улыбнувшись, похлопал себя по плечу. — Оно целиком закрыто, так что не бойтесь, попробуйте.
Он выпростал руку из мешка и притянул меня к себе. На этот раз у меня даже не появилось желания сопротивляться. Я подвинулась к нему ближе и положила голову ему на плечо. Пальцы Хардвика обхватили меня через ткань спального мешка, и мы затихли.
— Удобно, мисс Джонс? — раздался его тихий голос где-то над моей головой.
— Да, спасибо, мистер Хардвик, — вздохнула я, расслабившись. Меня перестала бить дрожь. Казалось, что лежать на его плече — самое естественное занятие в мире.
— Мистер Хардвик? — прошептала я. — Как вы думаете, станете вы следующим директором?
Он засмеялся:
— Вряд ли. Во вторник состоится собеседование. Я в списке, но, вероятно, меня внесли в него просто из вежливости.
— Но вы ведь сейчас занимаете пост директора и уже работаете.
— Это ничего не значит. Очень часто комитеты обходят таких, как я, то есть людей, которые временно занимают какой-либо пост, и назначают других. В любом случае старые ворчуны, заседающие в комитете, скорее всего, сочтут меня слишком молодым для этой должности.
Я вопросительно посмотрела на него.
— Да будет вам известно, мисс Джонс, мне тридцать семь лет, и вам в вашем нежном возрасте я, вероятно, кажусь слишком старым…
Я яростно затрясла головой:
— Мне двадцать три, знаете ли!
— О, вы старая и мудрая, — произнес он с улыбкой в голосе. — Кроме того, я слишком хорошо известен здесь власть имущим как человек, который стремится изменить существующий порядок вещей. Я словно кость в горле для некоторых старых традиционалистов, которые заседают в местных советах. Так что мои шансы получить пост директора на самом деле очень малы.
— Было бы неплохо, если бы вы его все-таки получили, мистер Хардвик.
Он легонько сжал мою руку:
— Благодарю вас.
— Если вас назначат, вы многое измените?
Он задумался.
— Разумеется, мне хотелось бы многое изменить, но пока трудно сказать, каких конкретных изменений мне удастся добиться.
— Я имею в виду изменения, касающиеся обязательного ношения мантии в учебные часы, на котором настаивает мистер Браунинг. Мне кажется, мантия ужасно устарела, кроме того, в ней чувствуешь себя неловко.
