– Вы упомянули о своем покойном супруге, мадам, о его светлости Герцоге Стоне. Где находятся его останки… если он действительно мертв?
– В самом деле – где? Но здесь кроется еще кое-что. Как объяснить тот внутренний огонь, который искалечил его блестящий ум? Как объяснить тот внешний огонь, в котором, если бы не этот юноша Щуквол…
Графиня оборвала себя на полуслове, и в комнате на несколько мгновений наступило тяжелое молчание, которое на этот раз нарушил Хламслив.
– А как объяснить самоубийство его сестер? Исчезновение шеф-повара, который, кстати, исчез в ту же ночь, что и ваш супруг? И все это случилось за один год! И в этот период – может быть, чуть больше года – произошли десятки других странностей. Что за всем этим стоит? Клянусь всем таинственным, мадам, – тяжесть легла на ваше сердце неспроста.
– И нужно думать о будущем Тита, – сказала Графиня.
– Совершенно верно. И нужно думать о будущем Тита, – эхом повторил Доктор.
– А сколько ему лет? – спросила Графиня.
– Ему уже почти восемь, – ответил Хламслив, подняв брови. – Вы его в последнее время не видели?
– Видела из своего окна. Я наблюдаю за ним, когда он скачет на пони вдоль южной стены.
– Мадам, мне кажется, что вы должны время от времени общаться с ним, – сказал Доктор. – Во имя всего материнского, вам следует чаще видеться со своим сыном.
Графиня пристально посмотрела на Доктора. Но что она могла ответить, осталось навеки неизвестным, так как в этот момент раздался стук в дверь и появился слуга, на этот раз уже с козой.
– Отпусти ее, – приказала Графиня. Маленькая беленькая козочка бросилась к Графине, словно притянутая магнитом.
– У вас есть кувшин? – обратилась Графиня к Доктору. Доктор повернул голову к двери.
– Принеси кувшин, – сказал он, и лицо человека исчезло.
– Хламслив. – Графиня опустилась на колени; при неярком свете лампы она казалась особенно тучной; поглаживая гладкие ушки козы, она продолжила: – Я не буду спрашивать вас, на кого падают ваши подозрения. Нет, пока не буду. Но я хотела бы, чтобы вы внимательно ко всему присматривались. Ко всему, Хламслив, как это делаю я. Вы должны постоянно быть начеку, Хламслив, постоянно, и днем и ночью. Я требую, чтобы мне немедленно сообщили, если будет обнаружено нечто подозрительное, нечто отступающее от законов Горменгаста. Я в определенной степени полагаюсь на вас. Я в некотором роде верю в вас… – И добавила после небольшой паузы: – Хотя и не знаю почему.
– Мадам, – сказал Хламслив, – я открою свои глаза и уши.
Слуга принес кувшин и тут же ушел.
Элегантные занавеси встрепенулись в налетевшем порыве ночного ветра. Золотистый свет лампы мягко освещал комнату, мерцал на фарфоре, на приземистых бокалах резного стекла, на глазури и эмали, на кожаных переплетах книг с золотым тиснением и стеклах акварелей и рисунков, висящих на стенах. Но особенно живо этот свет отражался в бесчисленных глазах на белых мордочках сидящих неподвижно кошек. Цвет их шерсти выбелил комнату и даже золотистому свету придавал холодный опенок. Это было незабываемое зрелище: Графиня на коленях; спокойно стоящая коза; уверенные движения пальцев Графини, доящей козу. Эти умелые пальцы произвели на Хламслива странное впечатление. Неужели это та Графиня, грузная, резкая, бескомпромиссная, лишенная в такой поразительной степени материнских инстинктов, в течение целого года не обмолвившаяся со своим сыном Титом ни единым словом, та Графиня, к которой относились с трепетом, если не страхом, – неужели это была она? Неужели это на ее больших губах играла полуулыбка исключительной нежности?
А затем Хламслив вспомнил снова ее голос, которым она шептала: «Но кто бы посмел бунтовать? Кто посмел бы?», и то, каким твердым, безжалостным голосом, вырывавшимся из ее, словно жестяной, глотки она произнесла: «И я уничтожу его, вырву его с корнем! И не только ради Тита!»
Глава восьмая
Кора и Кларисса, хотя они об этом и не подозревали, были заточены в своих комнатах. Щуквол забил досками и закрыл задвижками с внешней стороны все возможные выходы. За то, что у них были слишком длинные языки, которые чуть было не привели к очень большим для Щуквола неприятностям, они попали в заточение и находились там уже два года. Несмотря на всю хитрость и терпеливость, которую Щуквол проявлял в общении с Корой и Клариссой, он не смог найти иного способа, который полностью обеспечил бы их вечное молчание. Щуквол убедил их в том, что обитателей Замка косит неизвестная страшная болезнь «паучья чума» и спастись от нее можно лишь с помощью полной изоляции.
Сестры-близнецы были как вода – Щуквол мог, когда ему это было нужно, открывать и закрывать краны их страхов. Он добился того, что сестры униженно и постоянно повторяли, сколь безмерно они обязаны ему за то, что благодаря его исключительной мудрости смогли избежать страшной напасти и пребывать в относительном здравии. Если, конечно, можно было назвать категорический отказ умереть, когда было столько причин это сделать, здоровьем. Они панически боялись общаться с переносчиками болезни, а Щуквол приносил им новости об умерших и умирающих от нее.
Они обитали уже не в тех просторных апартаментах, где их впервые семь лет назад навестил Щуквол, чтобы засвидетельствовать свое почтение. Теперь у них не было ничего подобного Комнате Корней и зале с огромным деревом, ветви которого, прорастая сквозь окна, свисали над стеной, уходившей вниз на сотни метров. Теперь они находились на одном из нижних этажей Замка, в заброшенной и малоизведанной его части, располагавшейся в стороне даже от тех мест, которые, хотя и изредка, но посещались. Было не только неизвестно, как туда добраться, но дурная слава этих мест удерживала от посещения даже наиболее любопытных. Воздух здесь был наполнен гнилой болезнетворной сыростью, и каждый вдох был шагом к двустороннему воспалению легких.
По иронии судьбы тетушки Тита считали, что именно здесь – и только здесь – им удастся избежать страшной заразы, поразившей, как они воображали, Замок Горменгаст. Чему, кстати, они были несказанно рады. Сестры настолько уверовали – с помощью Щуквола – в то, что смогут избежать ужасной напасти, что с нетерпением дожидались дня, когда они, единственные оставшиеся в живых обитатели Горменгаста, смогут (приняв необходимые предосторожности, конечно) вернуться в центральную часть Замка. И стать