стало внезапное пробуждение. Наверное, Козетта представила Белл и подумала, что возможность быть двадцатипятилетней, высокой и красивой стоит любых страданий, трагедии, бедности и лишений. Конечно, я не знаю, что она думала, могу только догадываться и высказывать предположения в свете того, что случилось потом.
— И на следующий день они отправили вас домой?
— Ну, это можно понять. Мы, наверное, мешали. Тиннессе отправили всех по домам, взяли к себе Белл и, думаю, были чрезвычайно милы с ней.
— Но должно было проводиться следствие, так ведь?
— Не знаю. Наверное. Да, конечно, должно. Белл рассказала нам, что случилось потом. Она не осталась вместе с ним в комнате, когда он начал забавляться с пистолетом. Пошла наверх и сидела в комнате, где хранились все его картины. Вероятно, в коттедже было очень холодно, почти как в леднике, потому что обогревался он только мазутными печками. Сайлас пил то же, что и всегда, — дешевое вино с примесью денатурата. Белл рассказывала обстоятельно и спокойно. И самое главное, ее, похоже, нисколько не волновало, что все мы — я имею в виду Эльзу, Паулу, сестру и зятя Фелисити — совершенно чужие люди. Она сидела наверху и смотрела на его картины. Возможно, думала, как их продать; я имею в виду, против его желания. Рассчитывала, что некоторые пейзажи можно отнести в местный паб и попросить повесить в баре, в надежде, что кто-то из посетителей захочет купить какую-нибудь картину. Похоже, Белл с Сайласом были отчаянно бедны — до такой степени, что иногда им было нечего есть, хотя вино у него никогда не переводилось. Как бы то ни было, она сидела наверху, размышляя об этом, и услышала выстрел из «кольта». В самом звуке не было ничего необычного, рассказывала Белл, в отличие от того, что произошло потом. Послышалось какое-то хрипение, ужасный звук, нечто среднее между стоном и бульканьем. Поэтому Белл спустилась, но Сайлас к тому времени был уже мертв.
Не очень правдоподобная история, да? Но тогда я в нее поверила, и Козетта тоже. В отличие от Эльзы, которая несколько месяцев спустя задала мне такой вопрос: если они были так бедны, почему Белл не могла устроиться на работу? В те времена, в отличие от сегодняшних, работать считалось обязательным. Но я не слышала, чтобы Белл работала — ни тогда, ни потом, ни вообще когда-нибудь. От необходимости работать ее избавило странное стечение обстоятельств: за несколько часов до смерти Сайласа от сердечного приступа умер его отец. Он не был богат, но владел домом, в котором жил; завещания после него не осталось, однако он уже давно овдовел, а Сайлас был его единственным ребенком. Дом автоматически перешел к Белл, потому что они с Сайласом состояли в браке — она была такой же замужней женщиной, как Фелисити. Белл продала дом за 10 000 фунтов, и эта сумма, вложенная в акции, давала достаточный доход, чтобы, не работая, едва-едва сводить концы с концами.
Но все это в будущем. Ничего этого я не знала, когда рассказывала свою историю Козетте. Я ждала от нее вердикта, резюме. Собиралась выслушать, обсудить выводы, а затем, если буду в настроении, рассказать (предполагая, что это облегчит мне душу) о пятом вопросе викторины Фелисити, о внезапном страхе и дрожи в руках. Понимаете, я так привыкла видеть в Козетте только слушателя. Когда Козетта говорила о себе, это воспринималось почти как вызов. Но теперь, вместо обсуждения возможной судьбы Белл или странных процессов в мозгу человека, который играл в расстрельную команду со своей женой, она сказала:
— Я купила дом.
Ничего удивительного тут не было — все ждали, что рано или поздно это случится. Я вопросительно посмотрела на Козетту.
Иногда на ее лице появлялось какое-то детское выражение, словно у ребенка, который ждет нагоняя. Я спросила, где находится дом.
— В Лондоне. — Она и так жила в Лондоне. Я молча ждала. — В Ноттинг-Хилле. Тебе понравится. Большой, высокий дом с лестницей из 106 ступенек. Я сосчитала. Я назвала его «Дом с лестницей».
Должно быть, на моем лице отразилась растерянность. Все это было так странно, так не похоже на Козетту. За две недели она нисколько не похудела, хотя солнце поджарило ее кожу. Она была одета в один из своих хлопковых балахонов. Волосы, сколотые на затылке, как у Белл, казались просто растрепанными, не вызывая ассоциаций с картинами Фрагонара. Очки в прозрачной оправе телесного цвета отремонтированы с помощью кусочка пластыря. Я подумала лишь об одном: как она будет карабкаться по этим ступеням?
— Тебе уже не придется так далеко ездить, чтобы со мной увидеться, — сказала она.
— Ноттинг-Хилл? — переспросила я.
В любом случае это северо-западная часть Лондона, жалкий, запущенный, грязный и опасный район. Ежегодный уличный карнавал, который начали проводить несколько лет назад, стал источником еще больших неприятностей, напоминавших жестокие бунты пятидесятых годов. Я спросила, почему Козетта хочет жить именно там.
— Это лучшая часть города, — наивно ответила она. — Богемная.
— А зачем такой большой дом?
— Думаю, я не буду там одна — по крайней мере долго. Ко мне приедут люди. — Козетта с тревогой и волнением смотрела на меня, ожидая поддержки. — Ведь они приедут, правда?
Какие люди? Дон Касл с мужем? Престарелый Морис Бейли, президент ассоциации жителей района Велграт? Ее братья?
— Да, наверное. Если их пригласить. Все думают, что вы будете жить в квартире или бунгало.
— В той части Лондона много молодежи, — сказала Козетта.
Мне казалось, что это не имеет значения.
— Но что ты будешь там делать?
— Жить, — с улыбкой ответила Козетта, а затем, вероятно, решив, что это звучит напыщенно, прибавила: — То есть я просто буду там жить и… и смотреть.
Глупо так волноваться. Я жду звонка Фелисити, затаив дыхание, словно весточки от ветреного любовника. Что будет, если Фелисити позвонит в мое отсутствие? Станет ли она перезванивать? Я не осмеливаюсь рисковать и не выхожу из дома. Это хорошая возможность заняться книгой, которую я теперь пишу, — можно будет не кривя душой сказать, что я просидела за пишущей машинкой весь день или, по крайней мере, подходила к ней в течение всего дня. Причем заправленный в машинку лист не остался пустым. Хотя написанное, вне всякого сомнения, пойдет в корзину, и все придется переделывать. Книга — тема, сюжет и персонажи — не могла отвлечь мои мысли от Белл. Закончив работать, я сидела за столом, переводя взгляд с агатового стакана Козетты и необычного ножа для бумаги из верескового корня на старый «Ремингтон» Дугласа, на котором была напечатана моя первая книга — с таким вдохновением и волнением, — и пыталась восстановить в памяти свой первый визит на Аркэнджел-плейс, когда в один из холодных февральских дней Козетта взяла меня с собой, но никак не могла сосредоточиться. Воспоминания о «Доме с лестницей», каким он был в тот день, не шли дальше пустых выстуженных комнат, словно прикрепленных к стержню винтовой лестницы, как листья к изогнутой ветке, не будили воспоминаний о каких-то событиях, о последующих переменах, о людях, которые там появились, о «салоне» Козетты. Мои мысли были заняты одной Белл. Я вспоминала ее в те дни — вернее, то, что слышала о ней, что рассказывали Эльза и Фелисити, поскольку сама Белл исчезла из моей жизни больше чем на год.
Тогда, после того как Сайласа накрыли той шалью (потом Белл спокойно продолжала ее носить), я вернулась в дом, оставив их вдвоем, Белл и Эсмонда Тиннессе. Потом, через несколько часов после приезда полиции, врача и всяких других служб, Эсмонд привел Белл в гостиную, где мы собрались. Неловкость, которую ощущали все — кроме меня, Эльзы и Фелисити, не знавшей, что это такое, — казалась осязаемой. Я понимала: теперь, когда к нам присоединилась Белл, никто не знает, о чем говорить и как провести остаток вечера. Но замешательство было недолгим. Белл встала и голосом, исполненным холодного презрения, произнесла:
— Прошу прощения, что причинила столько беспокойства.
Странные слова, правда? Разве причиной беспокойства был не мертвый Сайлас и его поступок? После этой фразы Белл повернулась и ушла наверх. Фелисити потом пришлось подняться к ней и спросить, не нужно ли ей чего-нибудь — например, выпить или поужинать холодными остатками с рождественского стола, которые подали нам внизу. Белл от всего отказалась. На следующий день вернулась полиция,
