Джимми вернул очки обратно.
Вероятно, он хотел установить зрительный контакт с народом. Со своими избирателями, с земляками, которые восторгались его вновь стройным торсом и спортивными достижениями. Президент надел халат, завязал пояс и пробежал пальцами по волосам. Они легли идеально. Изысканная стрижка, густая шевелюра.
И он направился к толпе. У агентов секретной службы зашипело в наушниках. Они переместились на новые позиции, соображая на ходу.
Агенты открыто ненавидят спонтанную работу на публику. Каждого президента просят, предупреждают, умоляют, разве только не приказывают не делать этого. И каждый президент не слушается. Одни чаще нарушают запрет, другие реже, но Джимми Ши бьет все рекорды, любит соприкасаться с народом во всех смыслах, входит в толпу, как безнадежно пьяный в бар, как игрок, который делает ставку на серийный номер своей последней банкноты. Джимми Ши прошел целиком первый инаугурационный парад и теперь собирался проделать то же самое.
Великие люди, подобно детям, часто думают, будто смерть приходит только за другими.
Секретная служба предварительно провела то, что сейчас назвали бы «расовым профилированием», устранив всех, кто внешне походил на кубинцев, несмотря на все увещевания, что они добропорядочные граждане Америки. Однако агенты пропустили светлокожего Хуана Карлоса Сантьяго, который безупречно говорил по-английски и имел при себе водительские права штата Флорида на имя Белфорда Уильямса. Сантьяго был маленьким худым человеком с редеющими волосами и скромной улыбкой. Он вклинился между двумя крупными мужчинами. Никто не заметил, как он достал пистолет, девятимиллиметровую «беретту».
Когда президент подошел ближе, Сантьяго без труда пролез между мужчинами, как будто они добровольно его пропустили, и возник перед Джимми Ши, будто ребенок, вырвавшийся на улицу между двух припаркованных машин.
Убийца оскалил зубы, ткнул ствол в эмблему на груди и выстрелил.
Джимми Ши вскинул руки вверх.
В жестокой пародии триумфа, как потом кто-то скажет.
Как священник, отметят другие.
Будто сдавался врагам.
Агенты секретной службы сорвались с мест — люди, чья работа — подставлять грудь под пули и чья задача — ликвидировать противника.
Второй выстрел Сантьяго попал Джимми в шею. Президент попятился назад с широко раскрытыми глазами. Неверие, страх, боль. Кровь потекла из шеи.
Брызнула, как утверждают очевидцы.
Ключом. Фонтаном. Била на несколько метров.
Люди закричали и бросились в стороны.
Агент прыгнул между Сантьяго и президентом, но третий выстрел миновал преграду и попал в плечо Джимми, развернув его кругом, в сторону от второго агента. Президент Соединенных Штатов замертво упал в бассейн.
Три агента бросились в воду за ним.
Двое других достали оружие — полуавтоматические «кольты» сорок пятого калибра — и открыли огонь.
Так гласил протокол. Ранить случайного свидетеля не было шанса. Стреляли лучшие профессионалы в мире. Пули гарантировали безопасность окружающих. Они имели крестообразные надрезы на наконечниках и разрывались, попав в цель.
Агенты стояли лицом к убийце, каждый выстрелил дважды.
Как ни странно, Сантьяго покачнулся вперед, будто стреляли в спину, затем четыре пули разорвались у него в груди, и он завалился назад, ударившись головой о столб. Кровавая бойня закончилась.
Конни Корлеоне выдергивала сорняки в саду на крыше, копии отцовского сада, когда услышала новость. Радио на столе было настроено на станцию «Топ-40», и она не стала искать другой канал на свой вкус. Годился и этот, для фона, чтобы не скучать. Тем летом все плодоносило. Помидоры — самые крупные овощи, что ей удалось вырастить, — и перцы были великолепны, но уступали по толщине невероятным сорнякам. Планируя разбить сад, она решила — ошибочно, как понимала теперь, — что сорняки не доберутся до крыши. Сыновья, которые пошли в кино, тоже вымахали за лето.
По радио зазвучал новый сингл Джонни Фонтейна, и Конни с отвращением вскочила сменить станцию. «Hello Dolly» Луи Армстронга опередила «The Beatles» на вершине чарта, и Джонни тоже претендовал на победу. Песня Фонтейна — новая версия «Let’s Do It (Let’s Fall in Love)» — казалась приукрашенной карикатурой его недавнего шедевра.
Конни покрутила настройку.
Первая попавшаяся станция прервала программу для экстренного сообщения.
Услышав новость, она выдвинула стул и села. Первой ее мыслью было, имеет ли к этому отношение брат.
Нику Джерачи хотелось принять горячий душ и лечь спать — его достали комары, и туфли вконец разбились, — но он направлялся по шоссе И-95, чуть южнее Джексонвилля, в старом грузовике для развозки хлеба, со сломанным радио и дребезжащим двигателем, который возмущался при попытке выжать больше шестидесяти. Все же Ник был счастливым человеком: до воссоединения с семьей остались считаные дни и около месяца до окончания сурового испытания.
Как и планировалось, он остановился у ювелирного магазина Луи Зука в центре Джексонвилля, чтобы сменить машину, забрать подарки для жены и детей и поблагодарить Луи.
Луи — который давно избавился от бремени настоящего имени, Луиджи Зуккини, — вырос в Маленькой Италии Кливленда, между Мейфилд-роуд и кладбищем Лейквью, на десять лет раньше Ника Джерачи и на пару кварталов севернее. Они дружили по большей части оттого, что играли в соперничающих баскетбольных командах в Альта-Хаус: будучи одного роста, блокировали друг друга. Луи впоследствии открыл дело в Кливленде и оградился им, как забором. Когда Ник взял на себя управление остатками
Снаружи магазин Зука не производил должного впечатления: бронированная витрина в районе, который не был ни черным, ни белым. Названия торговых марок наручных часов, официальным дилером которых являлся Луи, висели на зеркальном стекле.
— Грузовик для развозки хлеба? — ухмыльнулся Луи, оторвав взгляд от прилавка, когда вошел Ник.
Джерачи подошел к другу обняться.
— Знаешь, помню, в детстве отец водил такой же.
— Мои соболезнования. Я послал вдове цветы.
— Спасибо. — Ник не давал воли эмоциям, сдерживая ярость, которой никогда не угаснуть.
— Значит, ты выбрал эту колымагу из сентиментальности?
— Вроде того. Вообще я ожидал от тебя благодарности. Национальный хлебопекарный бренд, хорошая грузоподъемность. Можно ехать куда угодно и везти что угодно. Достаточно на всякий случай
