Туринская плащаница

ничуть не больше, чем прозвище одного из сподвижников Робин Гуда – Малыша Джона. Но в таком случае пришлось бы признать, что это название – пример иронического околоцерковного прозвища священной реликвии. Площадь Туринской Плащаницы – ок. 5 кв. м. Несколько великовато для полотенца, которым утирают лицо, не правда ли? Даже самый недогадливый почитатель реликвии был удивлён весом такого «полотенца».

С гипотезой Вильсона связаны и другие проблемы. В частности, он утверждает, что мандилион был обретён именно как ткань, на которой запечатлено изображение человека в полный рост, и что впоследствии он и стал тем самым сидуаном, о котором упоминает Робер де Клари в своём рассказе о Влахернской церкви Пресвятой Богородицы. Между тем в описи реликвий, хранившихся в Фаросской часовне в Константинополе, упоминаются и мандилион, и плащаница без изображения на ней. Таким образом, сидуан не мог быть мандилионом. На самом деле де Клари упоминает о мандилионе несколько раньше, в рассказе о Фаросской часовне. Вильсон считает, что после обретения ткани с изображением на ней в полный рост мандилион стал известен как сидуан, а на его место был помещён поддельный мандилион, хотя трудно понять реальные причины столь изощрённого подлога, особенно учитывая тот факт, что сидуан считался менее ценной из этих реликвий. В самом деле, если вы обладаете подлинной реликвией, зачем вам выдавать её за нечто иное, и наоборот?

На самом деле Вильсон, опираясь на свою реконструкцию, считает, что в период между 1204 г. и её повторным обретением в Лирее 150 лет спустя Плащаницу почитали как загадочную голову. По его словам, она-то и была той самой печально знаменитой головой-идолом, которой поклонялись тамплиеры (представители рыцарского ордена, основанного в 1118 г., а затем, в 1312 г., распущенного и подвергнутого репрессиям), хотя, как показали наши изыскания, голова Иисуса – это, мягко говоря, не та святыня, которой стали бы поклоняться тамплиеры. Другими словами, Вильсон стремится заполнить период исчезновения Плащаницы тремя другими таинственными реликвиями: мандилионом, сидуаном и идолом тамплиеров. Для этого ему необходимо допустить, что эта реликвия с самого начала представляла собой всего лишь голову, точнее – её изображение. Затем, если следовать его гипотезе, было обретено и выставлено для поклонения изображение всего тела, но к тому времени тамплиеры якобы забыли, что обладают таким изображением, и стали выставлять сложенную реликвию в виде одной лишь головы. Судя по аргументации Вильсона, это либо голова, либо вся фигура целиком. Он допускает возможность и того, и другого.

Другой эпизод долгой судьбы мандилиона свидетельствует о том, что это было изображение, написанное красками. Его в VIII в. в зачёт уплаты налогов отдал правителям Эдессы некий Афанасий, член монофизитской общины – соперницы христианской секты. Но когда сделка состоялась, оказалось, что Афанасий отдал им написанную им самим копию, а подлинник передал в свой монофизитский баптистерий[31]. Его проделка повергла жителей Эдессы в недоумение: не была ли первоначальная реликвия такой живописной фикцией? Знаменательно, что даже лучшие современные живописцы не смогли создать убедительную копию изображения на Плащанице, а живописная копия была бы сразу же распознана.

Филип Макнэйр, профессор итальянского языка, активно интересующийся Плащаницей, выдвинул возражения против гипотезы о мандилионе. Он предположил, что, если бы на всеобщее обозрение была выставлена лишь та часть Плащаницы, на которой запечатлена голова, ткань со временем обязательно пожелтела бы, а изображение стало более блёклым и плохо различимым, и эта разница была сегодня более чем очевидна. На самом же деле, хотя тон ткани слегка изменился от времени, изображение головы выглядит более тёмным, чем остальная ткань.

Является ли это доказательством древности Плащаницы? Подавляющее большинство людей, с которыми мы беседовали во время наших исследований, ссылаясь на опубликованную в 1976 г. работу Макса Фрая, специалиста по судебно-медицинской экспертизе, считали это потемнение неоспоримым доказательством аутентичности ткани. (На самом деле, если говорить не совсем всерьёз, подходящим названием для этой книги была бы фраза «А как же быть с пыльцой?»). Однако работа Фрая, как мы надеемся показать ниже, грешит весьма серьёзными уклонениями от научной точки зрения.

Фрай идентифицировал пыльцу, осевшую в волокнах ткани Плащаницы, и установил, что она принадлежит видам растений, произрастающих только в Палестине, степях Анатолии вокруг Эдессы (современная Урфа) и в окрестностях Константинополя (Стамбула). На основании его выводов вполне резонно заключить, что ткань за долгие годы странствий побывала во всех трёх указанных местах – тех самых, которые упоминает Вильсон. Это нельзя считать простым совпадением.

При чтении отчёта о работе Фрая создаётся впечатление, что он просто получал пробы пыльцы на ткани Плащаницы, а затем идентифицировал растения, которым она принадлежала, сравнивая пробы с образцами в каталоге пыльцы, собранной со всего мира. После этого он, как считалось, соотносил идентифицированные растения с их известными географическими ареалами и пришёл к тем же выводам, что и Вильсон. Увы, это не так.

До работы Фрая практически не проводилось систематизированного сбора и классификации пыльцы, и поэтому ему пришлось самому формировать базу данных, с которыми он сравнивал свои пробы. Один из важнейших критериев достоверности научного исследования – проверка его результатов другими учёными, чего в данном случае просто не могло быть.

Не существует и других контрольных критериев, с которыми можно было бы сравнить его результаты. В основе работы Фрая лежало допущение о том, что оболочки зёрнышек пыльцы практически невозможно разрушить и что они могут в неизменном виде просуществовать многие тысячелетия. Однако в любом клочке древней ткани можно найти зёрнышки пыльцы растений из многих мест. Этот факт сам по себе не является доказательством: нахождение в структуре ткани пыльцы растений из окрестностей Урфы нельзя считать чем-то особенным, если пыльца эта не выявлена в таком обилии, которое исключает всякую возможность случайного её попадания на реликвию.

Никто не знает, где была соткана ткань святыни. Нет никаких сведений о том, где и когда она хранилась до того момента, когда на ней появилось изображение. Она могла долгое время висеть или лежать на пути ветра, дующего со стороны Урфы. Вот всё, что мы можем сказать.

Существует ряд ключей, позволяющих понять, каким образом работа Фрая может быть использована в поддержку реконструированной Вильсоном истории Плащаницы. После получения в 1973 г. первых проб работа Фрая была приостановлена из-за недостаточного финансирования. Спустя некоторое время, точнее – в 1976 г., профессор Дэвид Рольф начал работу над документальным фильмом «Безмолвный свидетель», в основу которого была положена работа Яна Вильсона, центральное место в которой занимает гипотеза о мандилионе, точнее – его тождестве с Плащаницей. Рольф с Вильсоном побывали в самых трудных для выживания районах Ближнего Востока (героически вынося все прелести полного отсутствия санитарии в Урфе), выбирая места для съёмок фильма. Рольф оплачивал все дорожные расходы Фрая. И благодаря пробам, собранным в этой поездке, Фрай смог завершить своё исследование и прийти к известным выводам.

Да, действительно, Фрай отождествил пыльцу, обнаруженную на Плащанице, с пыльцой растений, произрастающих только в местах, которые установил Ян Вильсон, но – только после того, как побывал во всех трёх местах. Гипотеза о тождестве мандилиона и Плащаницы предусматривает, что Плащаница побывала во всех трёх местах и что их всего три. Если, к примеру, удалось бы доказать, что реликвия побывала, скажем, в Толедо, вся гипотеза рассыпалась бы как карточный домик. Однако, насколько нам известно, на Плащанице найдена даже пыльца австралийских растений, но Фрай не обратил на неё внимания. Впрочем, Рольф и Вильсон должны быть довольны его работой, которая вполне оправдала расходы Рольфа на финансирование поездки Фрая. Нетрудно согласиться, что это было оправдавшее себя вложение капитала. Возможно, его спонсоры не были бы столь щедры на поддержку Фрая, если бы они знали, что он – тот самый человек, который за несколько лет до этого доказал подлинность «Дневников Гитлера».[32]

Работа Фрая была подвергнута рядом экспертов обоснованной критике как слишком выборочная. Зато он получил поддержку со стороны сотрудников STURP: они нашли «весьма мало пыльцы» во взятых ими пробах. Это – один из краеугольных камней доказательства подлинности Плащаницы. И хотя никто ещё не доказал, что она позволяет датировать Плащаницу, синдонисты просто обожают пыльцу, поскольку она даёт