наблюдения П. Струве, что чем дальше на Восток, тем хуже буржуазия? Или краха Российской империи, где городской промышленный капитал рухнул вместе с помещичьим землевладением? Или пресловутой «непоследовательности» современных российских реформ? Но если в капиталистической миросистеме все же присутствуют докапиталистические элементы, не значит ли это, что наряду с ними сложились и существуют уже и посткапиталистические структуры, элементы неизвестного пока будущего?
Совершенно очевидно, что перед всяким, кто берется серьезно
анализировать глобальные мировые процессы, встают вопросы столь
многоплановые, что однозначные ответы становятся просто невозможны.
Между тем огромная притягательная сила работ Валлерстайна связана еще и с тем, что его выводы, несмотря на некоторую усложненность академического языка, сделаны предельно конкретно и четко. Это позволяет всегда очень ясно представить себе и прогностические возможности теории. Автор не пытается укрыться за многозначными формулами. Любая неточность в прогнозе сразу обнаруживается. Но тем более поразительно, что последние несколько лет с предельной ясностью показали огромные возможности теории, ее прогностический потенциал.
Позитивные выводы, которые надлежит сделать из прогноза — вопрос особый. Здесь американский социолог остается предельно осторожен. Точнее, он остается именно ученым, не превращаясь в пропагандиста какой-либо политической идеи. Его политические симпатии очевидны — он принадлежит к левому флангу общественной мысли. И эти политические взгляды тесно связаны с логикой его теории. Но требования научной корректности для него остаются предельно жесткими. Как бы ни хотелось указать дорогу к светлому будущему, серьезно говорить можно лишь про то, что видимо и предсказуемо в настоящем.
Будущее остается опасным, туманным и открытым.
Это будущее зависит от нас самих.
НЕСКОЛЬКО ЗАМЕЧАНИЙ О ПЕРЕВОДЕ ТЕРМИНОВ
В теории И. Валлерстайна есть несколько центральных терминов, перевести которые трудно, не создавая неологизмов. В основном это сложные слова, которые в английском языке легко создаются соединением двух слов дефисом. Можно было перевести «world-system», «world-economy», «world-empire» как (соответственно) «мировая система», «мировая экономика», «мировая империя», но при этом происходит утрата важного смыслового оттенка.
Если в случае с «мировой системой» основным недостатком были бы явные созвучия с навязшим в зубах термином советской эпохи, о чем сказано выше, и в немалой степени именно это заставляет нас предложить термин «миросистема», то в двух других случаях ситуация более сложна. «World-economy» — гораздо более сложное и многослойное понятие, чем «мировая экономика». Мы передаем его двойственным образом — как «мир-экономика» и как «мироэкономика» имея в виду в первом случае более универсальное понятие — часть мира или весь мир, являющиеся единым экономическим целым и, что не менее важно, где именно экономика является ведущей сферой общественной деятельности. Термин «мир-экономика» уже имеет определенные права гражданства в переводной литературе на русском языке — он (как и «мир- империя») используется в трудах Ф. Броделя[4], который отчасти соглашается с Валлерстайном, отчасти полемизирует с ним. Кстати говоря, и Бродель, и Валлерстайн (последний — в беседе с научным редактором) прямо отсылают к немецкому «Weltwirtschaft» как матрице, на которой рожден термин «мир-экономика». «Мироэкономика» — это «мир-экономика», распространившийся географически на весь земной шар. Именно так эти термины употребляются в переводе, возможная непоследовательность в использовании связана исключительно со стилистическими соображениями.
Следующая проблема связана с определением элементов миро- системы. Валлерстайн использует термины «core», «periphery», «semiperiphery». Последние два термина не вызывают проблем — это «периферия» и «полупериферия». Что касается «core» («сердцевина», «ядро»), то в переводе термин передается либо словом «центр», либо «сердцевина» с указанием «миросистемы», «мира-экономики» и т. п. В случае одного термина— «developmentalism» — пришлось пойти просто на транслитерацию («девелопментализм» и производное от него «девелопменталист»), поскольку «концепция развития» и «сторонник концепции развития» слишком широки (не отражают, что имеется в виду вполне конкретное понимание развития) и в связи с этим неточно передают смысл того, о чем пишет Валлерстайн.
ВВЕДЕНИЕ К РУССКОМУ ИЗДАНИЮ
В коммунистическую эпоху тому, чьи взгляды не совпадали с официальными, было трудно публиковаться в СССР. Если говорить обо мне, ни одна из моих статей не переводилась на русский язык и не была опубликована здесь. С окончанием коммунистической эпохи положение не стало намного лучше. Произошла смена ортодоксий, а я по-прежнему считаюсь еретиком. Вот почему я с таким удовольствием приветствую издание этого сборника очерков, которые впервые представляют русскому читателю обзор того, что мы назвали «миросистемным анализом».
Миросистемный анализ начинается с вопроса, что является подходящей «единицей анализа» социальной реальности. Даваемый ею ответ состоит в том, что такой единицей является «историческая система», существование и границы которой в долгосрочном плане определяются разделением труда в ней, и что такое разделение труда на больших пространствах имеет тенденцию наблюдаться в двух основных разновидностях: как миры-экономики и как миры-империи. Мы доказываем, что в течение «долгого XVI века» мир-экономика родился в Европе и в части обеих Америк. Мы доказываем, что этот мир- экономика необходимо был капиталистическим, с капитализмом как единственным способом производства, возможным в мироэкономике, и как способом производства, возможным единственно в рамках мира- экономики. Мы доказываем, что этот капиталистический мир- экономика логикой своих внутренних потребностей и благодаря возможностям, порожденным его технологией, необходимо осуществлял в течение веков экспансию, пока к середине XIX в. не включил в себя весь мир, инкорпорировав в себя все исторические системы, существовавшие за пределами его первоначальных границ.
Именно в логике такого понятийного аппарата мы оценивали историческое место Советского Союза. Мы категорически отвергали широко распространенное как внутри СССР, так и в остальном мире (и среди тех, кто сочувствовал советскому режиму, и среди его яростных противников) представление, что в мире после 1945 г. существовали две «мировые системы», коммунистическая и капиталистическая. Мы настойчиво доказывали, что СССР всегда оставался частью и участником капиталистической мироэкономики и никогда не находился вне ее. Эта точка зрения не пользовалась популярностью ни с той, ни с другой стороны «железного занавеса», и порой даже считалась смешной. Но она позволила нам предсказать, что раньше или позже стоящие у власти коммунистические режимы будут принуждены отказаться от некоторых форм своего «отклоняющегося» поведения и стать более похожими на режимы, существующие повсюду в миросистеме. Таким образом, события 1989-1991 гг. не явились чем-то неожиданным для приверженцев миросистемного анализа. Разумеется, мы не «предсказывали» деталей, но мы предвосхитили процесс в его общих чертах. Это позволяет нам сказать, что изменения 1989-1991 гг., при их несомненной значимости для жизни людей в бывшем советском блоке, имеют далеко не столь фундаментальное значение, как полагают сегодня и в России, и за ее пределами.
Как мы должны осмысливать советский опыт — предмет, которым я занимаюсь в нескольких очерках в этой книге. Однако Советский Союз до 1991 г. и Россия сегодня могут быть помещены в категорию полупериферийных государств в капиталистической мироэкономике, причем их политическое влияние в
