была осуществлена комбинацией социалистической воинственности и утонченной консервативной хитрости. В период 1917- 1989 гг. либеральная программа на всемирном уровне состояла в приручении Юга. Она была осуществлена комбинацией социалистической воинственности и утонченной консервативной хитрости.
Вторая всемирная революция 1968 г., как и первая всемирная революция 1848 г., преобразовала идеологические стратегии капиталистической мироэкономики. В то время как революция 1848 г. своими успехами и поражениями обеспечила триумф либерализма как идеологии и постепенное преобразование ее соперников — консерватизма и социализма — в простые придатки, революция 1968 г. своими успехами и поражениями разрушила либеральный консенсус. Революционеры 1968 г. выдвинули протест слева против этого консенсуса, и прежде всего против исторической трансформации социализма, даже ленинистского социализма, в либерал-социализм. Это приняло форму возрождения различных анархистских мотивов, но также, и пожалуй в первую очередь, маоизма.
Перед тем, как во всемирном либеральном консенсусе пробило брешь так называемые «новые левые», обновилась, впервые после 1848 г., и консервативная идеология, и вновь стала скорее агрессивной, чем оборонительной. Иногда этому явлению давали имя неоконсерватизма, но иногда и неолиберализма, что отражало тот факт, что его программа была направлена прежде всего на снятие ограничений с рынка, и тем самым на уход от перераспределенческих механизмов государства всеобщего благосостояния; это был первый регресс социальной политики такого масштаба в течение века.
Как мы можем оценить итоги всемирной революции 1968 г. и ее последствия для идеологических стратегий? В терминах структуры миросистемы как целостности мы можем сказать, что политика либерализма — приручение всемирных трудящихся классов посредством всеобщего избирательного права/суверенитета и государства всеобщего благосостояния/национального развития — достигла своих пределов. Дальнейшее расширение политических прав и экономического перераспределения угрожало бы самой системе накопления капитала. Но она достигла своих пределов раньше, чем все секторы всемирных трудящихся классов оказались на самом деле приручены подачками небольших, но существенных благ.
Большинство населения периферийных и полупериферийных зон все еще оставалось исключенным из функционирования системы. Но это же относится и к весьма значительному меньшинству населения зон сердцевины, к так называемому внутреннему третьему миру. Добавим, что женщины мира стали осознавать свое постоянное глубокое исключение из общественной жизни на всех классовых уровнях, начиная от отсутствия подлинных политических прав и кончая неравным в большинстве случаев экономическим вознаграждением.
Таким образом, 1968 г. представлял собой начало свертывания той культурной гегемонии, которую господствующие слои мира создавали и укрепляли с большим усердием после 1848 г. Период с 1968 по 1989 г. ознаменовался непрерывным распадом того, что еще оставалось от либерального консенсуса. Справа консерваторы все сильнее стремились разрушить либеральный центр. Сравните заявление Ричарда Никсона — «все мы теперь кейнсианцы» — с кампанией Джорджа Буша в 1988 г. против «Л-мира» («Л» означало либералов). Мы были свидетелями подлинного переворота в британской консервативной партии, где Маргарет Тэтчер покончила с традицией просвещенного консерватизма, уйдя назад от Дизраэли к сэру Роберту Пилю 1840-х гг.
Еще сильнее была эрозия слева. Она приняла наиболее выразительную форму в распаде либерально-социалистических режимов. Как в периферийных, так и в полупериферийных зонах даже самые «прогрессивные» и воинственные в своей риторике из этих режимов были явно неспособны добиться национального развития в сколько-нибудь значимых масштабах; как реакция на это, один режим за другим, при всем своем славном прошлом национально-освободительной борьбы, терял народную поддержку. Кульминацией этого процесса был так называемый крах коммунизма — приход Горбачева в СССР, «особые экономические зоны» в Китайской Народной Республике, падение однопартийных коммунистических систем во всех странах Восточной Европы.
В 1968 г. те, кто был разочарован либеральным консенсусом, выступил против либерально- социалистической идеологии во имя анархизма и/или маоизма. В 1989 г. те, кто был разочарован либеральным консенсусом, повернулся против наиболее ярких выразителей либерал-социалистической идеологии, режимов советского типа, во имя свободного рынка. Альтернатива 1968 г. очень быстро продемонстрировала свою бессмысленность, и альтернатива 1989 г. движется к тому же. Но между 1968 и 1989 гг. либеральный консенсус и надежда, предлагавшаяся им, на постепенное улучшение положения большинства мировых трудящихся классов были фатально подорваны. Но если они были подорваны, то тогда не получается и приручения этих трудящихся классов.
Подлинный смысл краха коммунизма — в окончательном крахе либерализма как идеологии-гегемона. Без некоторой веры в ее обещания у капиталистической миросистемы не может быть устойчивой легитимности. Последними, кто серьезно верил в обещания либерализма, были коммунистические партии старого стиля в бывшем коммунистическом блоке. Без продолжения их участия в обсуждении этих обещаний господствующие слои мира потеряли любые возможности контроля над мировыми трудящимися классами иначе, чем силовыми методами. Согласие ушло, и ушло оно потому, что перестал осуществляться подкуп. Но одна только сила, как мы знаем со времен по крайней мере Макиавелли, не может обеспечить политическим структурам очень длительного выживания.
И вот мы подходим к смыслу кризиса Персидского залива, началу новой эпохи. В эту эпоху единственным эффективным оружием господствующих сил становится насилие. Война в Персидском заливе, в отличие от других случаев конфронтации Север-Юг в XX в., была в чистом виде осуществлением «Realpolitik»[195]. Саддам Хусейн начал ее в своем стиле, а США и созданная ими коалиция отвечала ему тем же.
В предшествовавших конфликтах «Realpolitik», разумеется, тоже присутствовала. Ею был наполнен Съезд 1921 г. в Баку, так же как и вступление войск коммунистической партии Китая в Шанхай в 1949 г. Она была частью Бандунгской декларации 1955 г., вьетнамской войны и конфронтации вокруг Кубы в 1962 г. Она всегда была составной частью стратегии антисистемных движений — вспомним хотя бы максиму Мао «власть исходит из дула винтовки», — но сила всегда была лишь придатком к центральным организующим мотивам антисистемной идеологии. Юг; периферийные зоны, трудящиеся классы мира вели свои битвы под знаменем идеологии преобразований и надежды, идеологии, содержавшей ясный призыв к власти народа.
Мы доказывали, что формы, которые принимала эта идеологическая борьба мировых антисистемных движений, были менее воинствующими, чем они казались или провозглашались. Мы сказали, что антисистемные силы мира на самом деле стремились, большей частью невольно, к либеральным идеологическим целям гомогенизирующей интеграции в систему. Но, делая так, они по крайней мере предлагали надежду, даже преувеличенную надежду, и основывали приверженность своему делу на этих надеждах и обещаниях. Когда в конце концов было понято, что обещания не выполняются, последовали сначала серьезное восстание (1968 г.), а затем гнев разочарования (1989 г.). Восстание и разочарование были направлены в большей мере против предполагавшихся антисистемными либерал-социалистов, чем против классических либералов. Но это не имеет значения, поскольку либерализм добился своих целей через либерал-социалистов (и, несомненно, либерал- консерваторов тоже) и никогда не мог быть эффективным в одиночку.
Саддам Хусейн извлек уроки из этого краха идеологической оболочки.
Он пришел к выводу, что «национальное развитие» —всего
лишь приманка и оно невозможно даже для таких богатых нефтью
стран, как Ирак. Он решил, что единственный способ изменить
мировую иерархию власти —создать великие военные державы на
Юге. Он видел в себе Бисмарка вожделенного панарабского государства.
Вторжение в Кувейт должно было быть первым шагом в
этом процессе, а в качестве побочного выигрыша мгновенно разрешало
проблему задолженности Ирака (устранение главного кредитора
плюс удачно награбленный капитал).
Если это было упражнение в чистой «Realpolitik», мы должны
рассмотреть, в чем состояли расчеты. Каким образом Саддам Хусейн
