– А вы хоть представляете, каково это – сидеть и слушать, как все говорят о тебе так, будто тебя здесь нет? Словно я не слышу, что именно они говорят?
– Таковы правила игры, – сказал Джордан. – Теперь наш ход.
Питер встал и подошел к решетке.
– Так вот, что это значит для вас. Просто игра?
Джордан прикрыл глаза, призывая свое терпение, и сосчитал до десяти.
– Конечно, нет.
– Сколько вам платят? – спросил Питер.
– Это не твое…
– Сколько?
– Спроси своих родителей, – сухо ответил Джордан.
– Вам заплатят независимо от того, выиграю я или проиграю, правильно?
Джордан помолчал, а потом кивнул.
– Значит, на самом деле вам наплевать, чем все закончится, правда?
Джордан неожиданно понял, с некоторым удивлением, что из Питера получился бы отличный адвокат. Способность задавать вытекающие один из другого вопросы, от которых человек чувствует себя словно на раскаленной сковородке, – именно то, что нужно в зале суда.
– Что? – сердито спросил Питер. – Теперь вы тоже надо мной смеетесь?
– Нет. Я просто подумал, что ты был бы хорошим адвокатом.
Питер опять сел.
– Прекрасно. Может быть, мне удастся получить в тюрьме диплом юриста вместе с аттестатом зрелости.
Джордан взял из рук Питера бутерброд и откусил.
– Давай поживем и увидим, чем все закончится, – сказал он.
Послужной список Кинга Ва всегда производил на присяжных огромное впечатление, и Джордан это знал. Он обследовал более пяти сотен подозреваемых. Он был экспертом на двести сорока восьми судебных процессах, не считая этого. Он написал больше статей, чем кто-либо из судебных психиатров, специализируясь на расстройствах психики из-за посттравматического стресса. Плюс – и это было самое прекрасное – он провел три семинара, которые посетил свидетель обвинения, доктор Куртис Аппенгейт.
– Доктор Ва, – начал Джордан, – когда вы начали работу по этому делу?
– Ко мне обратились вы, мистер МакАфи, в июне. Тогда я и согласился встретиться с Питером.
– Вы встретились с ним?
– Да, в общей сложности мы беседовали более десяти часов. Я также прочитал полицейские отчеты, медицинские и школьные записи Питера и его старшего брата. Я встречался с его родителями. А потом я отправил его на обследование к одному из моих коллег, доктору Лоуренсу Гертцу, он детский нейропсихиатр.
– Чем занимается детский нейропсихиатр?
– Изучает органические причины психических симптомов и расстройств детей.
– Что делал доктор Гертц?
– Он несколько раз сделал томограмму мозга Питера, – сказал Кинг. – Доктор Гертц использует томографические снимки, чтобы продемонстрировать структурные изменения в мозге подростка, которые не только объясняют время появления таких серьезных психических заболеваний, как шизофрения и маниакально-депрессивный психоз, но также дают представление о биологических причинах дикого поведения подростков, которое родители обычно списывают на игру гормонов. Это не значит, что в подростковом возрасте нет гормонального всплеска, но кроме него есть еще и недостаток когнитивных признаков, необходимых для нормального поведения взрослого человека.
Джордан повернулся к присяжным.
– Вам это понятно? Потому что я не совсем понял…
Кинг улыбнулся.
– На человеческом языке это значит, что о ребенке можно многое рассказать, глядя на его мозг. На самом деле, может быть физиологическая причина, из-за которой, когда вы говорите своему семнадцатилетнему ребенку поставить молоко в холодильник, он кивает… и игнорирует вашу просьбу.
– Вы отправили Питера к доктору Гертцу, потому что предполагали, что у него шизофрения или маниакально-депрессивный психоз?
– Нет. Но в мои обязанности входит убедиться, что этих заболеваний нет, прежде чем я начну искать другие причины его поведения.
– Доктор Гертц выслал вам отчет с подробными выводами?
– Да.
– Расскажите нам, пожалуйста. – Джордан поднял диаграмму мозга, которую он уже зарегистрировал, как вещественное доказательство, и передал его Кингу.
– Доктор Гертц сказал, что мозг Питера выглядит очень похоже на мозг подростка, когда предлобный участок коры головного мозга еще не так развит, как мы можем это наблюдать в мозге взрослого человека.
– Ну, вы опять меня запутали, – сказал Джордан.
– Предлобный участок коры головного мозга находится здесь за лобной костью. Это своего рода президент мозга, он отвечает за принятие обдуманных рациональных решений. Кроме того, он позже всех достигает полной зрелости, именно поэтому подростки так часто попадают в неприятные истории. – Он показал на маленькое пятнышко на диаграмме, прямо в центре. – Вот это – мозжечковая миндалина. Поскольку у подростка центр, отвечающий за принятие решений, еще не функционирует так, как положено, вся нагрузка приходится на этот крошечный участок мозга. Это импульсивный эпицентр мозга, он отвечает за такие чувства, как страх, злость и то, что называется внутренним голосом. Другими словами, это часть мозга, которая соответствует словам: «Мой друг тоже считал, что это удачная идея».
Большинство присяжных засмеялись, и Джордан поймал взгляд Питера. Тот уже не сидел ссутулившись на стуле, а выпрямился и внимательно слушал.
– Действительно удивительно, – говорил Кинг, – что человек в двадцать один год психологически способен принимать рациональные решения… а семнадцатилетний подросток – нет.
– Доктор Гертц проводил какие-нибудь психологические обследования?
– Да. Он сделал еще одну томограмму мозга, когда Питер выполнял простое задание. Питеру показывали фотографии людей, и нужно было определить, какие эмоции выражают их лица. В отличие от контрольной группы взрослых, где большинство ответов были правильными, Питер часто ошибался. В частности, он определял испуганное выражение лица, как злое, смущенное или грустное. На томографических снимках видно, что когда он сосредоточивался на этом задании, активность наблюдалась в мозжечковой миндалине… а не в предлобном участке коры головного мозга.
– И какой из этого следует вывод, доктор Ва?
– Что способность Питера к рациональным, спланированным, умышленным решениям все еще находится в стадии развития. С точки зрения психологии он еще не умеет этого делать.
Джордан следил за реакцией присяжных на это заявление.
– Доктор Ва, вы говорили, что тоже встречались с Питером, верно?
– Да, в тюрьме, мы провели десять одночасовых сеансов.
– Где именно вы встречались?
– В комнате переговоров. Я объяснил, кто я такой и что я работаю с его адвокатом, – сказал Кинг.
– Отказывался ли Питер разговаривать с вами?
– Нет. – Психиатр выдержал паузу. – Мне показалось, что он обрадовался возможности пообщаться.
– Вас что-либо удивило в Питере, когда вы увидели его впервые?
– Его кажущееся отсутствие эмоций. Он не плакал, не улыбался, не смеялся, не выказывал радушия. Мы называем это «уплощение эмоций».
– О чем вы разговаривали?
