Целых шесть недель я спала только тогда, когда позволял Макс. Все остальное время я меняла ему подгузники, купала и вытирала его и позволяла ему пить из меня молоко. Я посвящала Максу столько времени, что уже начала молиться о том, чтобы он хоть ненадолго заснул и хотя бы на десять-пятнадцать минут оставил меня в покое. Когда это случалось, я просто сидела на диване, глубоко дышала и пыталась припомнить, чем я заполняла свои дни до рождения Макса. Я никак не могла понять, как столь глобальные перемены могли произойти так быстро. Только что Макс был внутри
Я положила Макса на спину в манеж, где он тут же схватил черно-белую открытку и сунул ее угол себе в рот. Вчера ко мне приходила женщина из «Ла Лече»[7]. Ее прислали из больницы, где я рожала, чтобы убедиться в том, что я достойно справляюсь со своей задачей. Я неохотно впустила ее в дом и провела в гостиную, по пути ногой запихивая под мебель игрушки, слюнявчики и старые журналы. Я ожидала, что она начнет указывать мне на толстый слой пыли на каминной полке, переполненные мусорные пакеты или отсутствие предохранителей на электрических розетках.
Но она не обратила на беспорядок никакого внимания, а прямиком направилась к манежу Макса.
— Какой милый! — заворковала она, склоняясь над манежем, и я подумала, что она, наверное, говорит это обо всех младенцах без исключения.
Я и сама когда-то верила в то, что все маленькие дети хорошенькие, но теперь знала, что это не так. Еще в больнице я обратила внимание на то, что Макс самый красивый ребенок во всем детском отделении. У него были черные как смоль взлохмаченные волосы и голубые глаза, которые смотрели на мир холодно и требовательно. Глядя на него, никто не сомневался в том, что перед ними мальчик. И еще он был так похож на Николаса, что даже я порой застывала перед ним в изумлении.
— Я просто хотела узнать, как у вас дела, — заявила женщина. — Я уверена, что вы продолжаете кормить грудью.
«Как будто у меня есть выбор», — подумала я.
— Да, — ответила я. — И у нас все хорошо.
Я поколебалась, но потом все же сообщила ей, что подумываю о том, чтобы заменить одно кормление смесью. Всего лишь одно и только для того, чтобы, если мне придется поехать куда-либо с Максом, я не думала о необходимости кормить его грудью на людях.
Это привело женщину в ужас.
— Ни в коем случае! — воскликнула она. — По крайней мере, пока. Ведь ему, если не ошибаюсь, всего полтора месяца, верно? Он только привыкает к груди, и если вы дадите ему бутылочку… может произойти все, что угодно.
«Интересно, и что же может произойти?» — подумала я, но промолчала. В самом худшем случае Макс мог отказаться от груди. У меня пропало бы молоко, и я наконец сбросила бы двенадцать фунтов, прочно обосновавшиеся на талии и бедрах, что позволило бы мне влезть в свою старую одежду. Я не понимала, из-за чего столько шума. В конце концов, меня с момента рождения кормили только смесями. В шестидесятые годы все так поступали. И ничего, мы выросли нормальными людьми.
Я предложила женщине выпить чаю, надеясь, что она откажется, потому что чая у меня не было.
— Я спешу. — Она улыбнулась и похлопала меня по руке. — У вас еще есть вопросы?
— Да, — неожиданно для самой себя выпалила я. — Когда закончится этот сумасшедший дом?
Она рассмеялась и открыла входную дверь.
— А с чего вы взяли, что он когда-то закончится?
Шурша чесучовым костюмом, она спорхнула вниз по ступеням.
Сегодня я убедила себя в обратном. Сегодня я начала жить, как нормальный человек. «Макс всего лишь младенец», — сказала я себе.
Начитавшись о «смерти в колыбели», я боялась оставлять Макса даже на минуту. Мне мерещились жуткие картины того, как Макс задыхается, случайно накрывшись стеганым одеяльцем или запутавшись в пеленке. Поэтому я схватила его под мышку и потащила наверх, в детскую. Положив его на ковер, я начала собирать сумку: семь подгузников, слюнявчик, погремушка и так, на всякий случай, пробники шампуня Джонсон и стирального порошка «Айвори Сноу».
— Итак, что бы ты хотел надеть? — обратилась я к Максу.
Макс посмотрел на меня и поджал губы, как будто задумался над моим вопросом. Температура снаружи достигла шестидесяти градусов[8], и мне казалось, что теплый комбинезон ему не нужен. С другой стороны, что я в этом понимала? На нем уже была распашонка и костюмчик с вышитыми слониками, который подарили Лерой и Лайонел. Макс начал извиваться на полу. Я поняла, что сейчас поднимется крик, и подхватила его на руки. Из полупустого ящика комода я извлекла тонкий свитерок с капюшоном и синюю вязаную кофточку. Доктор Спок рекомендовал одевать детей в несколько слоев одежды. Если я надену на него и то и другое, Максу наверняка не будет угрожать простуда. Я уложила сына на пеленальный столик и принялась натягивать на него свитерок. Я уже почти справилась с этой задачей, как вдруг поняла, что забыла поменять подгузник. Я вытряхнула сына из свитерка, заставив снова расплакаться, и, чтобы успокоить его, начала напевать песенку. Иногда это помогало и он замолкал, что бы я ему ни пела. Я убедила себя в том, что он просто хочет слышать мой голос.
У кофты были очень длинные рукава, и это страшно раздражало Макса, потому что всякий раз, когда он пытался запихнуть в рот кулак, ворсинки шерсти прилипали к губам. Я попыталась закатать рукава повыше, но в результате Макс вообще не мог пошевелить руками.
— Не обращай внимания, — вздохнула я. — Ты быстро к ним привыкнешь.
Через шесть недель после родов я должна была явиться к доктору Тэйер для профилактического осмотра. Я с нетерпением ожидала этого дня. Я соскучилась по коллегам, с которыми работала много лет (настоящим, взрослым людям!). Кроме того, мне казалось, что после сегодняшнего визита, который я считала последним, имеющим отношение к беременности и родам, я стану совершенно новой женщиной.
По дороге к доктору Тэйер Макс заснул, и я затаила дыхание, расстегивая пояс безопасности и выбираясь из машины. «Хоть бы он не проснулся!» — молилась я. Я даже оставила дверцу приоткрытой, опасаясь, что, хлопнув ею, спровоцирую взрыв его возмущения. Но, похоже, Макс уснул крепко и надолго. Я повесила автолюльку на руку, как это делают с корзинами сборщики винограда, и начала взбираться по знакомой каменной лестнице, ведущей в офис акушера-гинеколога.
Стоило мне появиться в приемной, как Мэри, сменившая меня на посту администратора, вскочила из-за черного полированного стола.
— Пейдж! Позволь я тебе помогу.
Она подбежала ко мне и забрала у меня люльку с Максом, одновременно потрогав кончиком пальца его пухлую розовую щечку.
— Он просто прелесть! — воскликнула она, а я улыбнулась в ответ.
Услышав мое имя, в приемную сбежались медсестры. Они бросились меня обнимать, окутав ароматом своих духов и ослепив белоснежными халатиками.
— Ты выглядишь просто замечательно! — воскликнула одна из них, а я удивилась: неужели она не замечает моих спутанных волос, разных носков и бледной, тусклой кожи?
Мэри вступилась за меня, отогнав всю троицу за вращающиеся деревянные двери.
— Дамы! Дамы! — воскликнула она. — Не забывайте, у нас тут все-таки офис.
Она поставила люльку с Максом на единственный свободный стул. Все остальные были заняты женщинами на последних месяцах беременности.
— У доктора Тэйер сегодня очень много народу, — пояснила она. — А что у тебя новенького?
Тут зазвонил телефон, и Мэри пришлось оставить меня, чтобы ответить на звонок. Я проводила ее взглядом. Мне хотелось оттолкнуть ее в сторону, выдвинуть верхний ящик стола, пошарить среди скрепок и
