когда смотрела в твои глаза и клялась быть с тобой вечно? Почему не предвидела, что однажды полюблю другого человека? Почему не предвидела, что однажды ты возненавидишь меня за то, кем я стала?»
— Он тоже радовался, — говорю я. — Частенько прикладывал наушники от плеера к моему животу, чтобы ребенок мог слушать его любимую музыку.
— Зои, вы доносили ребенка до срока? — задает Анжела следующий вопрос.
— Нет. На сроке двадцать восемь недель что-то пошло не так. — Я поднимаю глаза на своего адвоката. — Я как раз была на вечеринке, когда у меня начались сильные схватки и открылось кровотечение. Обильное. Меня тут же отвезли в больницу, подключили к монитору. Врач не смогла расслышать сердцебиение плода. Привезли аппарат УЗИ и минут пять — которые мне показались пятью часами! — обследовали меня на этом аппарате. Наконец мне сообщили, что отслоилась плацента. Ребенок… — Я сглатываю. — Ребенок умер.
— И что потом?
— Пришлось вызывать роды. Мне дали лекарство, чтобы начались схватки.
— Макс был с вами?
— Да.
— О чем вы в тот момент думали?
— Что это какая-то ошибка, — признаюсь я, глядя на Макса. — Что сейчас я рожу ребенка и врачи, когда он появится, суча ножками и плача, увидят, что ошибались.
— Что произошло, когда родился ребенок?
— Он не сучил ножками. И не плакал. — Макс опускает глаза. — Он был совсем крошечный. На нем даже жир не нарос, он был совсем не похож на других новорожденных. У него еще не появились ногтики и не отросли реснички, но он был само совершенство. Он был невероятно совершенный и такой… такой недвижимый. — Я ловлю себя на том, что подаюсь вперед и упираюсь в трибуну руками, словно в ожидании, и заставляю себя сесть на место. — Мы назвали его Даниэлем. Его останки мы развеяли над океаном.
Анжела подходит ко мне.
— Что произошло после смерти вашего сына?
— У меня возникли осложнения. Когда я встала, чтобы сходить в туалет, у меня закружилась голова, я стала задыхаться. Начались боли в груди. Оказалось, что у меня после родов в легких образовался тромб. Мне стали колоть гепарин, а после анализа крови врачи выяснили, что у меня врожденная патология, нарушена свертываемость крови, говоря простыми словами, у меня склонность к образованию тромбов, а беременность лишь усугубила мое состояние. Но первым моим вопросом был вопрос о том, смогу ли я иметь детей.
— И каков был ответ?
— Что может образоваться очередной тромб. Что это приведет к более серьезным осложнениям. Но в конечном счете, если я опять захочу забеременеть, — я смогу это сделать.
— А Макс хотел еще раз попытаться завести ребенка? — спрашивает Анжела.
— Я думала, что хотел, — признаюсь я. — Мы раньше всегда были с ним единодушны в этом вопросе. Но после посещения гинеколога он сказал, что мы больше не можем быть вместе, потому что больше всего на свете я хочу иметь ребенка, а это не совсем совпадает с его желаниями.
— А чего же хотел он?
Я поднимаю глаза на адвоката.
— Развода, — отвечаю я.
— Значит, вы все еще не можете отойти после смерти сына, вам приходится как-то справляться со всеми осложнениями, а муж сообщает вам о том, что хочет развестись… И как вы отреагировали?
— Точно не помню. Кажется, слегла на целый месяц. Все как в тумане. Я не могла сосредоточиться. Все валилось из рук.
— И как поступил Макс?
— Он переехал жить к своему брату.
— Кто представлял вас на бракоразводном процессе?
Я пожимаю плечами.
— Мы сами. Нам нечего было делить — ни денег, ни имущества, поэтому нам казалось, что не возникнет никаких сложностей. Я на тот момент еще не поправилась и едва помню, как пришла в суд. Я подписала все документы, которые получила почтой.
— Во время бракоразводного процесса вы вспоминали об этих трех эмбрионах, которые хранились в клинике? — спрашивает Анжела.
— Нет.
— Даже несмотря на то, что хотели иметь ребенка?
— Я хотела иметь ребенка, — объясняю я, — с человеком, который меня любит. Я думала, это Макс. Я ошиблась.
— Вы вышли замуж второй раз?
— Да, — отвечаю я. — Сочеталась браком с Ванессой Шоу. — От одного звука ее имени мне становится легче дышать. — Она работает школьным психологом в средней школе Уилмингтона. Мы с ней давно знакомы, она как-то просила меня позаниматься музыкальной терапией с мальчиком-аутистом. Мы случайно столкнулись с ней еще раз, и она попросила меня поработать с еще одним ребенком — склонной к самоубийству старшеклассницей. В конце концов мы стали друзьями.
— Что же произошло такого, что сблизило вас?
— Она спасла мне жизнь, — просто отвечаю я. — У меня открылось кровотечение, именно она обнаружила меня и вызвала «скорую помощь». Мне пришлось делать выскабливание, и в результате этой процедуры я узнала, что у меня эндометриальный рак и нужно удалять матку. Для меня это было тяжелое, очень тяжелое время.
Сейчас я смотрю прямо на Макса. Интересно, все ли из услышанного он знал?
— Я понимала, что после удаления матки никогда не смогу иметь ребенка, — продолжаю я.
— Ваши отношения с Ванессой изменились?
— Да. Она заботилась обо мне после операции. Мы много времени проводили вместе — ходили гулять, за покупками, в химчистку, готовили и так далее, — и я начала осознавать, что, когда Ванессы нет рядом, мне действительно ее не хватает. Что я люблю ее больше, чем просто подругу.
— Зои, у вас до этого были отношения с представительницами вашего пола?
— Нет, — ответила я, тщательно подбирая слова. — Знаю, это может показаться странным, но в людях тебя привлекают какие-то мелкие детали. Доброта. Глаза. Улыбка. То, что они могут тебя рассмешить, когда это так необходимо. Я все это чувствовала по отношению к Ванессе. То, что она оказалась женщиной… что ж, это было неожиданно, но, откровенно говоря, имело значение меньше всего.
— Это сложно понять, учитывая, что вы состояли в браке с мужчиной.
Я киваю.
— Мне кажется, именно поэтому я не сразу осознала, что люблю Ванессу. Я просто этого не понимала. У меня раньше были подруги, но мне никогда не хотелось иметь с ними никаких физических отношений. Но как только наши отношения перешли на этот уровень, стало казаться, что ничего естественнее и быть не может. Велите мне перестать дышать воздухом, а начать дышать водой — вот что означает моя жизнь без нее.
— Сейчас вы называете себя лесбиянкой?
— Я называю себя супругой Ванессы. Но если мне придется носить какой-то ярлык, чтобы быть с Ванессой, — что ж, буду носить.
— Что произошло после того, как вы влюбились? — ведет допрос Анжела.
— Я переехала к ней. В апреле в Фолл-Ривере мы поженились.
— В какой момент вы обе заговорили о семье?
— Во время нашего медового месяца, — отвечаю я. — После удаления матки я знала, что никогда не смогу иметь детей. Но у меня остались три замороженных эмбриона с моим генетическим материалом… и я имею супругу, у которой есть матка и которая смогла бы выносить этих детей.
— А Ванесса захотела вынашивать эмбрионы?
— Это было ее предложение, — отвечаю я.
