Похищение

вроде «Я не настолько близка к совершенству…» И когда ты пытаешься сблизиться с этой торой половиной, вы перестаете сходиться, перестаете друг друга дополнять. Эта любовь… эта любовь очень сильно тебя меняет, из нее выходишь другим человеком. – Она делает глубокий вдох. – Я бросила школу и работала в баре для мотоциклистов. А твой отец был из тех, кто заранее распланировал всю свою жизнь. Он искренне верил, что я смогу быть матерью, хранительницей семейного очага. Боже мой, как же я хотела ему верить! Я хотела быть той женщиной, которую он во мне разглядел. Эта женщина была куда лучше, чем я сама. – Она грустно улыбается. – У тебя ведь похожая история… Я отчаянно стремилась стать человеком, которого не существовало в природе, потому что он этого человека полюбил.

Она поправляет воротничок моей блузки. В этом жесте столько материнской ласки, что я потрясена. Потом она вынимает что-то из кармана и вкладывает мне в руку.

Крохотный мешочек из красной ткани, наглухо зашитый, жжет мне ладонь. Я внезапно ощущаю запах гнилой мякоти манго и поклеванных солнцем помидоров на мексиканском рынке, вспоминаю горький вкус крови сотен новорожденных детей. Я слышу, как торговцы кричат: «Que le damos?» Вижу старуху, упавшую на колени у статуи совы с красной свечкой в клюве. Я замечаю игуан длиной с мои ноги, и колоды карт Таро в целлофане, и брелоки из змеиных хрящей. Я чувствую запах мочи, и жареной кукурузы, и разрезанных в улыбке арбузов. Тогда я понимаю, что держу в руке мир моей матери.

– Мне не нужна твоя помощь, – говорю я, глядя на мешочек.

Мама сжимает мои пальцы вокруг подарка.

– Хорошо. А вот твоему отцу не помешает.

Бывший детектив Оруэлл ЛеГранд провел последние пятнадцать лет на пенсии в плавучем домике посреди озера Пауэлл. Кожа у него приобрела коричневый оттенок ковбойских сапог, на руках леопардовыми пятнами застыл загар.

– В семьдесят седьмом году, – отвечает он прокурору, – я служил в отделе особо тяжких преступлений.

– Вы вступали в контакт с Элизой Мэтьюс?

– Я дежурил двадцатого июня, когда она сообщила о пропаже дочери. Мы вместе с еще несколькими офицерами пришли в квартиру подсудимого, где у миссис Мэтьюс случилась настоящая истерика. Дочка должна была вернуться еще прошлым вечером, к пяти часам, но этого не произошло.

– И что вы делали дальше? – спрашивает Эмма.

– Обзвонил местные больницы, чтобы узнать, не поступала ли туда девочка или ее отец. Но под этими именами или хотя бы с их приметами никого не нашлось. Тогда я проверил реестр транспортных средств: не крали ли машину подсудимого, не фигурировала ли она в ДТП. После обыска в квартире я заподозрил похищение.

– Продолжайте.

– Мы разослали ориентировки всем офицерам в городе, чтобы они немедленно сообщили нам, если увидят автомобиль или самих пропавших людей.

– К каким еще мерам вы прибегли, чтобы разыскать подсудимого?

– Мы отслеживали его кредитные карточки, но ему хватило ума не пользоваться ими. Мы также получили доступ к его банковскому счету.

– И что вы там обнаружили?

– Счет был закрыт семнадцатого июня в 9.32 утра, после снятия десяти тысяч долларов.

Эмма делает выразительную паузу.

– Вы случайно не помните, какой это был день недели?

– Пятница.

– Позвольте уточнить. Подсудимый снял со своего счета десять тысяч долларов за день до визита к дочери?

– Верно.

– Как опытный следователь, вы сочли это важной деталью?

– Разумеется, – кивает ЛеГранд. – Это послужило первым доказательством того, что Чарлз Мэтьюс заранее спланировал похищение дочери.

У Рубио Грингейта на голове целое змеиное гнездо. Причудливо переплетенные мелкие косички свисают до самого пояса. Два передних зуба из цельного золота, черные мешковатые штаны и жилет дополняют образ современного пирата. Он, сгорбившись, восседает на свидетельском месте, а Эмма Вассерштайн расхаживает перед ним взад-вперед.

– Мистер Грингейт… – начинает она.

– Называй меня Рубио, детка.

– Вот это вряд ли, – отшивает его прокурорша. – Какое вы имеете отношение к рассматриваемому делу?

– Увидел в новостях – и говорю себе: эй, да я же знаю этого парня!

– Чем именно вы занимаетесь, мистер Грингейт?

Он широко улыбается.

– Я занимаюсь переименованием, детка.

– Будьте добры, объясните присяжным, что вы имеете в виду.

Он откидывается на спинку кресла.

– За достойную плату я помогаю людям получить новое имя.

– И где вы берете эти имена?

Он пожимает плечами.

– Ну, сначала читаю некрологи. Иду в паспортный стол, представляюсь родственником усопшего или говорю, что потерял мамино свидетельство о смерти. Всегда можно придумать, как обдурить чиновников и получить у них то, что нужно.

– А что вы делаете потом, когда получите необходимые документы?

– Люди сами меня находят. Хотят испариться – пожалуйста. У меня своя машинка для ламинирования, свой печатный станок, фотостудия, а уж набивных досок больше, чем в Казначействе.

– Когда вы познакомились с обвиняемым?

– Очень давно. Двадцать восемь лет назад, если быть точным. Тогда у меня бизнес еще не был так хорошо отлажен. Я прятался от полиции, работал на чердаке одного притона в Гарлеме. Ну и вот однажды пришел этот парень, спросил меня…

– Вы сами заметили, что с тех пор прошло немало времени. Откуда у вас уверенность, что это был именно он?

– Потому что с ним был девочка. Мои клиенты редко приводят детей.

– В котором часу это происходило?

– Ну, заполночь уже. Я только после полуночи и открывался.

– Как он к вам попал?

– Ну как… Поднялся по лестнице и спросил, где я.

– И что в это время происходило на лестнице? – спрашивает Эмма.

– Это же притон… Как вы думаете, что там происходило? Кто-то ширяется, кто-то курит, кто-то дерется. Весь набор.

– Значит, он привел в это место свою дочь… И как развивались события дальше?

– Сказал, что ему нужно стать другим человеком.

– Вы не спросили зачем?

– Я уважаю личную жизнь своих клиентов. Но у него с собой был вполне нормальный комплект документов. Нормальный тридцатилетний папаша с четырехлетней дочкой. Я сделал ему номера социального страхования, и свидетельства о рождении, и даже водительские права.

– Какая у вас была такса за эти услуги?

– Полторы тысячи. Ему я сделал скидку и за ребенка взял только тысячу.

– Сколько вам понадобилось времени?

– Где-то с час.