Опережая других, Паулюс уверенно шагнул вперед.
– Нет, не я! – «гавкнул» он. – Но мне известно, что генерал Эрвин Роммель не откажется от любого приказа.
Гитлер понятливо кивнул, одобряя кандидатуру. Но генерал Гальдер потом с неудовольствием выговорил Паулюсу:
– Что вы подсунули нам «швабского задиру»? Роммель – это человек, которого в мирные дни лучше всего держать на железной цепи, а во время войны его лучше всего повесить…
………………………………………………………………………………………
– Земной шар, – утверждал Гитлер, – это всего лишь переходящий кубок, который достается победителю…
Перед нападением на СССР фюрер поспешно сколачивал громоздкий блок сателлитов. Он обретал союзников из принципа странной немецкой поговорки:
«Прошу, будь мне хорошим другом, иначе я шарахну тебя дубиною по башке». Его представители разъехались по столицам Румынии, Финляндии, Венгрии и Болгарии, навестили и Франко в Мадриде. Гальдер нанес визит (и не первый) маршалу Маннергейму в Хельсинки. Паулюсу пришлось срочно вылететь в Бухарест, чтобы обговорить некоторые детали на будущее с диктатором Антонеску, тем более что Гитлера приманивали румынские нефтепромыслы (своего горючего не хватало). Задача Паулюса осложнялась тем, что король Михай шел на поводу Антонеску, а вот его жена, королева Елена, была настроена против Гитлера. Паулюс в переговорах преуспел, ибо ему помогли родственные связи – шурин Паулюса, кузен его очаровательной Коко, состоял при дворе королевской четы…
Из Будапешта Паулюс вернулся в Берлин, окрыленный успехом в переговорах. Берлин встретил его оттепелью, а жена – первыми фиалками. Из-под колес генеральского «мерседеса» выплескивало струи талой воды. Паулюс тронул руку жены:
– Моя любимая женщина, «тихо скрипка играет, а я молча танцую с тобой». Видишь, Коко, как все удачно складывается?
– Ах, Фриди, я очень боюсь, что будет война с Россией… Но я, как жена твоя, конечно, радуюсь твоим успехам. Прости, – сказала Коко, – у меня даже появилась одна сокровенная мечта: я давно вижу тебя фельдмаршалом. Не смейся! И пусть твой маршальский жезл сверкает алмазами и рубинами…
…Сталинград? Пожалуй, Коко и не знала такого города, в подвалах которого ее муж станет фельдмаршалом.
12. СЛЕД ЛЬВИНОЙ ЛАПЫ
– Италия, – сказал дуче, – ах, как любит меня Италия!
Лязгнуло железо затворов громадного вольера, за прутьями решетки нервно похаживала разъяренная львица, стегая хвостом по воздуху. Бенито Муссолини бесстрашно шагнул в клетку.
– Италия, – нежно позвал он хищника. – Неужели ты не узнала меня… своего любимого дуче?
Иностранные корреспонденты раскрыли блокноты, а кинооператоры разом вскинули свои камеры, дабы запечатлеть исторический момент. Италия (такова была кличка львицы) ткнулась в колени Муссолини, потом, поднявшись на задние лапы, облизала лицо диктатора горячим языком, шершавым, как наждачная бумага.
– Снимайте! – крикнул дуче корреспондентам. – Пусть эти кадры сохранятся для потомства, и пусть все в мире знают, как горячо любит Италия своего великого дуче… Недаром же я поклялся оставить в истории след львиной лапы!
Африка – вот куда влекло вождя партии фашистов, и он, дуче, с гордостью носил на черной рубахе значок этой партии, который в итальянском народе называли «клопом».
………………………………………………………………………………………
Фридрих Паулюс и Эрвин Роммель встретились под сводами богатого отеля «Адлон» – ради ужина, чтобы поговорить.
«Адлон» являлся прибежищем высокопоставленных нацистов и богатой публики. Здесь никто не думал о повышении квартирной платы или о том, как растянуть на всю неделю 500 граммов мяса по карточкам. Звучала тихая музыка, не мешавшая беседовать. Струились фонтаны с водою, подсвеченной прожекторами.
Между столиков в узких трико телесного цвета дефилировали с корзинами цветов кокетливые девицы, главная из них била в барабан.
Роммеля всегда отличала приятная белозубая улыбка, в его глазах светилась сила ума и сдержанной злости. Сейчас, как и в молодости, друзей сближали крайности характеров: Роммель горяч, а Паулюс холоден. Роммель уже был извещен о том, что его ждет Африка, и он почти невозмутимо выслушал от Паулюса, что Муссолини постоянно колотят:
– Бьют в Ливии, бьют в Греции и даже (стыдно сказать) в ничтожной Албании. Фюрер потому и счел нужным поддержать дуче ради политического престижа фашизма, столь родственного идеям национал- социализма. Мало того, – сказал Паулюс, – фюреру совсем не хотелось бы залезать в пекло Африки.
– Тогда на кой черт сдалась Киренаика и Мармарика?
– Личная услуга фюрера, оказанная Муссолини.
Роммель что-то прикинул в уме:
– Как далеко бежали итальянцы от англичан?
– Образовался разрыв миль около трехсот.
– А сколько танков у британского Уэйвелла?
– Двести. В основном – «Валентайны» и «Матильды», броня которых легко протыкается пальцем, если ты его прежде смажешь вазелином. В этих танках мало брони, зато много пластмассы, и потому они горят, как пасхальные свечи. Уэйвеллу не хватает утяжеленных «Черчиллей», у которых защита приличнее. Я не думаю, – сказал Паулюс, поднимая бокал с кьянти, – что тебе будет там трудно. Английские позиции удерживают колониальные новозеландцы, австралийцы, индусы. Наконец, там собрались и поляки, которых мы не добили. В пустынях у англичан появился даже еврейский батальон.
– Ого! – развеселился Роммель.
– Но помни, Эрвин, что мой шеф относится к тебе паршиво, даже не скрывая, что тебя надобно бы повесить.
– Обоюдная антипатия. Гальдер считает меня авантюристом, и теперь он станет всюду хватать меня за хлястик.
– Не зарывайся, – посоветовал Паулюс. – Нам в Ливии требуется устойчивое состояние обороны, не больше! Из тебя хотят сделать броневую заслонку. Твои действия в Африке – лишь отвлекающий маневр. Пусть в мире думают, что Гитлер завяз под Тобруком, а тогда в Москве даже кошка не шевельнется… Это как раз то, что нам сейчас и требуется. Ты понял?
Девицы в трико отработали «шаг на месте», барабан отчеканил солдатский мотив: «Был у меня товарищ, был у меня товарищ…» В облике Роммеля что-то изменилось.
– Нет, я возьму Тобрук, – вдруг жестко произнес он. – Я превращу этого Уэйвелла в жалкое дерьмо –
Паулюс отрезал крылышко от фазана. Подумал и аккуратно переложил на свою тарелку жареные каштаны. Сказал:
– Гальдер не даст подкреплений. А фюрер никогда не станет снимать с Востока силы ради твоих амбиций.
Роммель равнодушно обозревал девиц, думая о своем:
– А если фюрер все-таки поддержит меня в пустынях Ливии ради собственного престижа и престижа германского оружия?
– Вряд ли, – отозвался Паулюс. – В африканских делах он всегда согласится с мнением ОКХ и… того же Гальдера. Не забывай, приятель, что мы имеем дело с большой стратегией, а эта штука всегда связана с большой политикой.
– А меня разве посылают творить маленькую?
– Не сердись, Эрвин, у тебя же светлая голова: сам должен понимать, что одна Москва стоит Тобрука, Мальты, Каира и… Лучше выпьем за старую дружбу! Прозит…
