Так ли это? Уничтожив в 1937 году полсотни тысяч командиров, Сталин в 1940 году произвел в лейтенанты 13 000 человек, вчерашних солдат. Военных училищ у нас было очень много, но к началу войны преподавателей набрали только 44,2 процента; в авиационных школах не хватало учебных самолетов, горючего давали ничтожно мало, а за два предвоенных года число тренировочных налетов сокращали семь раз подряд.
В речи о «текущих задачах» об этом – ни слова!
Танковые «боги» вермахта, начиная с Гудериана, побеждали потому, что творчески освоили прежний опыт наших танкистов. Немцы свели танки в крупные колонны для массированных ударов; у нас же из танка сделали лишь подспорье для обслуживания пехоты. Танк становился зависим не от мощи своего двигателя, а лишь от скорости, какую могли развить ноги солдат. Главный маршал бронетанковых войск П. А. Ротмистров писал, что это бестолковое решение разрушило всю нашу танковую тактику, которая сложилась ранее. Теперь нам предстояло учиться заново – у тех же гудерианов, бывших когда-то нашими учениками. Наркомат обороны начал формировать танковые корпуса, но… танки были устарелых систем, запчастей, как всегда, не хватало, а в танкисты набирали людей из пехоты и кавалерии, срочно переучивая их в танкистов.
С. К. Тимошенко приказом от 29 января 1941 года призывал: «Учить войска тому, что нужно на войне, и только так, как делается на войне». Очень хорошие слова! Почти суворовские. А на деле отменили ночное вождение танков («потому что ничего не видно»), запретили ночные атаки пехоты («всех людей в темноте растеряем»), подводным лодкам запретили погружаться в глубину («могут погрузиться и не всплыть»). Да, черт побери, ночью ничего не видно, да, можно людей растерять, да, подлодки иногда тонут, но… Как же «учить войска тому, что нужно на войне»? Вот на это Тимошенко не мог ответить.
Генерал армии Д. Д. Лелюшенко писал, что стараниями горе-теоретиков полевая тактика была доведена до абсурда: «Из уставов был исключен боевой порядок цепью… Цепь заменили „стайкой“, „змейкой“ и „клином“. Группировать бойцов в траншеях впредь запрещали, делая упор на одиночного бойца». Генерал Ефим Щаденко с пеной у рта отстаивал «индивидуальные ячейки».
– Долой все окопы! – призывал он. – Почему империалисты сажают всех вместе в одну траншею? Потому что они боятся, как бы их солдаты не разбежались, а в окопе за ними наблюдать легче. Советский же боец сознательный, идейно подкованный, он никуда не убежит, а потому пускай сидит в индивидуальной ячейке… Побольше доверия к бойцам, товарищи!
А как готовили командиров? В военных училищах признавалось, что оборона – лишь «возможный, но временный вид действий», приемам же оборонительной войны не обучали, ибо считалось за аксиому то, что, случись война, и Красная Армия будет воевать «малой кровью и только на чужой территории». Военачальники решительно отвергли колоссальный опыт позиционной войны 1914—1918 годов, и это была одна из трагических ошибок! Между тем классические формы обороны и порядки отступления иногда гораздо сложнее форм наступательных…
Вооружением у нас ведали тогда три авторитета: Г. И. Кулик, Л. З. Мехлис и Е. А. Щаденко, которые боялись новых образцов оружия, как черт ладана. Они уже запретили выпуск запасных частей к танкам старых модификаций, но при этом активно тормозили серийное производство новейших машин – танка Т-34! Маршал Кулик с пеной у рта доказывал, что автоматы – это «оружие полиции» для расправы с боевым пролетариатом, а наш советский боец поразит любого врага из мосинской винтовки образца 1891 года. Известны и покаянные слова Г. И. Кулика: «Отсутствие автоматов в армии – результат моей ошибки, я в этом повинен… обязуюсь коренным образом поправить положение». Эти свои обещания Г. И. Кулик не выполнил. Но преступная косность и дешевая демагогия куликов все-таки, признаем, преодолевалась умом и энергией талантливых патриотов, видевших войну будущего в двух ее решающих факторах – в мощи огня и в динамизме движения, иначе и не было бы у нас танка Т-34!
В ту пору говорили тишком: «Кулик не велик, а тоже птица». Маршал артиллерии Н. Д. Яковлев писал о нем: «Это был типичный случай не власти авторитета, а – авторитет власти». Это еще мягко сказано. Перед самой войной Кулик «заморозил» выпуск противотанковых ружей, зато снабжал армию паршивыми винтовками СВТ, от которых потом не знали, как избавиться. Немецкие генералы из Цоссена знали, что Кулик ума не имеет, соответственно и действовали. В самый канун нападения они подбросили ему лживую информацию, якобы Германия переводит свою артиллерию на повышенные калибры. Кулик ударился в панику и побежал докладывать Сталину, а Сталин сказал:
– Разумно! Я ведь помню, как при обороне Царицына прекрасно показали себя именно крупнокалиберные пушки…
Этого было достаточно, чтобы Кулик снял с производства малокалиберные пушки – главную полевую силу армии. Нарком вооружения Б. Л. Ванников вспоминал: «Сталин санкционировал это решение, имевшее для нашей армии самые тяжкие последствия. С первых же дней войны мы убедились, какая непростительная ошибка была допущена!» Подбивать немецкие танки стало нечем, а тяжелые громоздилы- орудия – не сдвинуть с места, ибо в армии не было тягачей. Много ли тонн железа вытянут из грязи на боевую позицию упряжки лошаденок?
Ах, сколько было врагов народа! Но я вижу их не за колючей проволокой Колымы или Воркуты, а в тишайших и теплых кабинетах Кремля, в ближайшем окружении Сталина. Вот один из них – Лев Захарович Мехлис, славный тем, что очень любил убивать людей выстрелом в упор. За год до войны он был наркомом госконтроля. Военное имущество Красной Армии тогда хранилось близ границы. Правительство образовало комиссию – оставить ли имущество там, где сейчас, или отодвинуть склады от границы? Люди военные, люди дальновидные, стали говорить, что склады боеприпасов нельзя держать возле рубежей… мало ли что! Кто-то из военных, самый ушлый, даже сказал, что арсеналы надо убрать как можно дальше от границ – хотя бы за Волгу…
– Паникер! – заорал Мехлис. – Как вам пришло в голову, что Волга может стать военным рубежом? Сначала думайте, что говорите! Наша победоносная Красная Армия, вооруженная могучим учением марксизма-ленинизма и руководимая гениальным и мудрым вождем, будет воевать только малой кровью и только на чужой территории. Поэтому все базы снабжения необходимо оставить близ самой границы государства…
Нашлись смельчаки, Мехлиса даже умоляли:
– Лев Захарович, ну хотя бы полушубки да валенки можно нам, военным, оставить за Волгой?
– А вы разве знаете, когда начнется война? – с ядом спрашивал Мехлис. – Может, она возникнет как раз зимою…
Сталин поддержал Мехлиса. Все склады оружия и продовольствия, базы горючего и арсеналы боеприпасов – все-таки оставили на границе, и в первый же день войны они достались противнику в целости и сохранности. Но Лев Захарович доверия Сталина не потерял: очень уж он любил расстреливать, а Сталин недаром сказал: «Кадры решают все…»
………………………………………………………………………………………
Еще 5 мая 1941 года выступил «всенародный староста» нашей любимой колхозной деревни М. И. Калинин, который, как водится, ничего дельного не сказал, зато он высочайше соизволил сильно гневаться на агрессоров – на Францию, уже разбитую, и на Англию, еще недобитую, которые-де и развязали войну в Европе, но тут, по словам старосты, пришло спасение, и «…занесенная над нами рука агрессора была отведена рукою товарища Сталина. – Конечно, грянули аплодисменты, переходящие в бурные овации. – Договор, заключенный между Советским Союзом и Германией, выбил оружие из их рук…».
Из зала слышались крики:
– Да здравствует наш великий вождь и учитель, любимый товарищ Сталин… Уррра-а!
В таких случаях принято говорить: «Хоть стой, хоть падай!»
14 июня появилось знаменитое «Сообщение ТАСС», в котором Сталин и Молотов авторитетно опровергали сплетни и происки империалистов, распускавших злостные слухи о том, что Германия готовит нападение на нашу страну. Тут стоит задуматься: трезвые или пьяные они были, когда запускали камень в свой же собственный огород? Им казалось, что «Сообщение ТАСС» вызовет тревогу в Берлине, фюрер в страхе забьется под стол и станет мелко вибрировать, войска вермахта мигом отхлынут от границ, после чего снова прилетит Риббентроп, публично заверяя всех, что Германия – лучший друг Советского Союза.
Но реакции со стороны Берлина не последовало. Радиостанция Коминтерна трижды в день
