от непрерывного огня противника, небольшой группе удалось зацепиться за левый берег реки и даже ворваться в деревню, но ряды стрелковых рот поредели. Развить успех, давшийся дорогой ценой, было некому. Деревню пришлось оставить.
— Зачем мы штурмуем эту деревушку? — спросил меня старшина. — Только людей гробим.
— Что за разговор? — оборвал я его, хотя был с ним согласен.
Лихачев покряхтел, обиду не затаил. Человек он был на редкость понимающий и сообразительный.
На крупные наступательные бои сил не оставалось. Каждую в отдельности деревушку, наверное, не следовало брать. Тем не менее полк должен был выполнять поставленную задачу по овладению деревней, действуя мелкими группами, которые еще нужно было наскрести в тыловых подразделениях. Бои за деревни, кроме потерь, ничего не приносили даже в тактическом плане. А о стратегическом и говорить нечего.
Ставка сменила командующего фронтом, не справившегося с поставленной задачей. В командование вступил маршал Тимошенко, и в войсках появилась надежда, что с его прибытием две армии, наступающие друг другу навстречу, замкнут «рамушевский коридор», и немцы снова окажутся в котле. Шла подготовка к наступлению.
В который раз мощная артиллерийская подготовка, призванная расчистить путь пехоте, потрясла приильмен- ские леса. До ее начала, как только рассвело, политруки зачитывали обращение командования фронта — опрокинуть ненавистного врага, уничтожить немецко–фашистских захватчиков, очистить родную землю!
Гитлеровское командование тоже обратилось к своим солдатам:
«У тебя нет сердца и нервов, на войне они не нужны. Уничтожь в себе жалость и сострадание, убивай всякого русского, советского, не останавливайся, если перед тобой старик или женщина, девочка или мальчик: убивай».
Маршал в роскошной бекеше и папахе в сопровождении генералов и офицеров шел по просеке, запруженной пушками, реактивными установками, машинами, штабелями снарядов, останавливался на минуту, подбадривал всех солдат и офицеров, рассчитывая на успех в начавшейся зимою 1943 года наступательной операции.
Более полутора часов содрогалась многострадальная земля от грома артиллерийской канонады, казалось, ничего живого в кромешном аду немецкой обороны, затянутой черным облаком, не останется, но как только поднялись стрелки и двинулись через нейтральное поле к немецким траншеям, ожили огневые точки, атакующие попали под их губительный огонь, несли большие потери, но командование приказывало идти только вперед.
Отдельные роты и батальоны ворвались во вражеские окопы и вели там стремительный бой. В штабах трещали телефоны, требовали во что бы то ни стало развить успех, но танки уже не первый раз застревали в трясине и были заняты тем, что вытаскивали один другого, артиллерия постепенно умолкла, словно выдохлась, пехота осталась без поддержки и развить успех не могла. Продвижение в глубине обороны противника измерялось метрами. Кто- то продвинулся на шестьсот метров. И это был успех.
К концу первого дня наступления в штабах полков тяжело вздыхали, докладывая наверх, что задачу не выполнили. Последующие дни также успеха не принесли. «Героизм пехоты и саперов, — писал очевидец тех боев, — их многочисленные жертвы пропали впустую».
Но упорные бои продолжались.
…2 марта 1943 года Совинформбюро опубликовало сводку о ликвидации Демянского плацдарма:
«На днях войска Северо–Западного фронта под командованием маршала Тимошенко перешли в наступление против 16–й немецкой армии… Противник, почувствовав опасность окружения, начал под ударом наших войск поспешное отступление на запад».
Прекратил свое существование и «рамушевский коридор», обозначенный по обе его стороны бесчисленными братскими могилами воинов, сражавшихся там.
…В тот день меня вызвал начальник штаба полка и повел разговор о новом назначении. Он все время к чему?то прислушивался, потом насторожился, уставился на меня:
— Пойди посмотри, что за тишина? А я пока позвоню.
Я вышел из землянки. Не слышно было ни одного
выстрела. Меня это поразило. В приильменских лесах вдруг установилась величественная тишина.
В это время комбат доложил, что немцы отошли. На лице начальника штаба я не увидел никакого удовлетворения этим докладом. Он какое?то время безмолвствовал.
— Однако, война не кончилась, а немцев выпустили из мешка, — сказал мне Лихачев, как только я возвратился из штаба.
Да, война не кончилась. Окопникам еще предстояли Курская битва, сражения в Белоруссии, Польше, Восточной Пруссии, на Зееловских высотах и в Берлине.
До Эльбы было еще очень далеко. «Рамушевскому коридору», можно сказать, не повезло. По жестокости и кровопролитное™ затяжных боев они мало чем отлича
лись от других сражений. Стоило ли тратить на это столько сил? Тогда у тех, кто там воевал в окопах, такой вопрос не возникал.
Найдет ли солдат утешение в том, что, по признанию немецкого генерала Зейдлица, окруженная 16–я армия потеряла только убитыми 90 тысяч солдат и офицеров?
А Гитлер писал, что из его любимой дивизии СС «Мертвая голова», насчитывавшей 20 тысяч человек, в демянском котле уцелело всего 170 человек?
Война шла не на жизнь, а на смерть. Но совесть скромного ветерана Великой Отечественной, гнавшего оккупантов с родной земли, чиста. И на его долю воина- освободителя выпала не лучшая участь. Не хотелось теребить ноющую рану солдата словами Матусовского:
Ему и так сегодня тяжко живется, попрекают и за то, что на его груди по праздникам звенят солдатские медали.
…Позарастали чащобами места былых сражений, но на их месте в приильменских лесах еще и сегодня белеют кости воинов, павших по обе стороны «рамушевского коридора».
- За их память, — предложил Геннадий Иванович, когда я закончил читать.
Мы выпили, помолчали…
11
Литерный поезд остановился на станции Кавказская у старинного вокзала, уцелевшего в войну. Л. Брежнев возвращался из нашумевшей поездки в Баку, где Алиев организовал ему грандиозный карнавал. Остановка на 15 минут. Но поезд задержался несколько больше, т. к. Леонид Ильич вышел на платформу прогуляться вместе с Черненко и Медуновым. С ними и Г. Разумовский. Перрон был очищен от посторонних. Остались только сотрудники охраны, милиции и железнодорожники. У ворот, справа и слева от вокзала скопилось много народа. Люди прилипли к железным решеткам. Любопытных было много.
Раздавались голоса с требованием, чтобы Леонид Ильич подошел к ним.
