— Ну, ты! — сказала она. — Откуда ты свалился, такой молодой и красивый?
Басалаго решил оставаться вежливым:
— Я приехал из Мурманска. Вот мои документы…
Старик с женщиной переглянулись — и дружно фыркнули.
— Ты бы хоть узнал, куда идешь. Здесь бумагам не верят.
— Но я действительно из Мурманска. И хорошо знаю, куда я шел… Нам нужны вы! Именно вы, способные передать нам опыт, вынесенный вами в борьбе с царизмом. Опыт, которого мы, бывшие слуги этого царизма, никогда не имели.
— Аукнулось! — сказала женщина и вдруг зевнула.
— Кто тебе дал наш адрес? — спросил старик.
— Господин Массино… строитель аэродромов.
В прихожей щелкнул американский замок. Вошел, оттирая замерзшие уши, крепкий человек, одетый в кожанку. Не глянув на Басалаго, он выложил на стол бомбу. Два пистолета. Кусок жареного мяса. Бутылку с водкой. И еще одну бомбу.
— Семь-пять, — произнес загадочно. — На Лиговке с заворотом на Кузнечный переулок. Машина серого цвета. Две досталось шоферу, а всадник откололся в подворотню вместе с портфелем… Кто это? — сказал он вдруг, показывая на Басалаго.
— Ты его знаешь? — спросила женщина.
Незнакомец в кожанке сел за стол, долго присматривался.
— На свалку его! — сказал. — Кто станет искать, тот и определит ценность этого субъекта.
— Однако от Массино, — сказала женщина, твердо гася окурок о крышку стола, среди объедков и оружия.
Эти господа эсеры разговаривали о Басалаго в его же присутствии, словно о вещи, нечаянно доставшейся им в наследство, — о вещи, которую не знают, куда поставить или кому подарить…
— Ты чекист, — неожиданно заявили ему.
— Да нет же! — возразил Басалаго. — Еще раз говорю, что пришел, чтобы протянуть вам руку. Вы нужны! Вы не верите мне, и я могу уйти («Черта с два они выпустят», — подумал он). Но, на всякий случай, сообщаю, что ваши явки в Вологде давно уже нам известны…
— Докажи! — подпрыгнул старик.
— Доктор Лебедев, живет возле вокзала. Связь с британским консулом в Кеми Тикстоном вы ведете через Юровского…
— Докажи!
— Юровский, — продолжал Басалаго, успокаиваясь, — ему лет двадцать или чуть побольше. Маленький. На лице веснушки. Волосы вьются. Рыжеватые.
— Вот тебе — и конец! — решительно объявил женщина, вставая.
— Мы не одиноки, — убежденно говорил Басалаго далее. — А вы… Да, отныне вы одиноки. Новая власть не признает вас. Одними бомбами и выстрелами вы ничего не добьетесь. Методы, пригодные при царе, теперь становятся, по определению большевиков, «контрой»… Не так ли?
— А что у вас? — спросил старик уже заинтересованно.
— А что вам, сударь, надо? — ответил ему Басалаго.
— Нам надо… Нам надо много! Почти все!
— Вот «все» вам и будет.
Человек в кожанке передвинул на столе бомбу:
— Врет. Не верить. Это провокатор из ВЧК!
— Постой, — придержал его старик и снова обратился к лейтенанту:
— Ты, мальчик, верткий… Скажи, а известно ли тебе, что чехословаки сейчас колеблются: куда идти — к вам, на Мурманск и Архангельск, или прямо во Владивосток?
— В любом случае, — ответил Басалаго, — Сибирь сомкнется с нами… Вы и мы! Идти нам врозь, но бить вместе.
— Даже афористично, — заметила женщина и вдруг улыбнулась лейтенанту чуть-чуть кокетливо; но тут же раскурила еще одну папиросу и поднялась: — Посиди. Мы переговорим.
Басалаго долго сидел в одиночестве и гладил кошку.
Не тратя времени даром, он обдумывал, как шахматист, дальнейшие перестановки фигур. Ветлинский не мог сейчас помочь ему: все переговоры прослушивались, и надо было быть крайне осторожным, действуя исключительно на свой страх и риск. Ясно одно: люди есть. Если еще и господа эсеры примкнут к ним, тогда победа на севере обеспечена. К тому времени, когда на Мурмане установится краевая власть, Сибирь тоже отпадет от Петрограда. Важно: сомкнуться гигантской дугой с востока и севера России…
Дверь распахнулась — вошли эсеры. Сели.
Басалаго кивнул, и старик сдернул с носа пенсне:
— У тебя, мальчик, хорошее зрение?
— Что мне надо — вижу.
Старик нацепил пенсне на нос начштамура.
— Тогда читай, что тебе надо…
Басалаго приник к лампе. Изнутри к стеклам пенсне были приклеены тончайшие пленки слюды, и на них какие-то знаки..
Через минуту он поднялся, возвращая пенсне старику:
— Благодарю. Я прочел, что мне надо… Относительно же Совета мелиоративных съездов скажу так: вы плохо извещены, господа! Я недавно выступал там с особым докладом. И со мною согласились, что на центральную власть нечего рассчитывать. Если мы желаем сохранить Мурман для лучших времен, то следует создавать полномочное краевое управление…
Басалаго покинул явку эсеров, и промозглая тьма быстро поглотила его. На пустынном Английском проспекте было жутковато.
Где-то вдали мерцал костер. Хрустя валенками по снегу, лейтенант дошел до костра, сунул к огню замерзшие руки. Двое дежуривших были закутаны до глаз.
Басалаго пошагал далее, но… остановился. Что-то знакомое было в глазах одного дежурного.
— Если не ошибаюсь, — сказал Басалаго, вернувшись к костру, — то передо мною… мичман Вальронд?
Мохнатый шарф, закрывавший лицо до самого носа, одним движением руки был опущен и…
— Женька! — сказал Басалаго.
— Что, Мишель?
— Греешься?
— Греюсь.
— Холодно?
— Холодно.
— Ну пойдем, — сказал ему Басалаго.
— Не могу. Дежурство до семи утра. Хоть тресни.
— Надо поговорить… Ты даже не представляешь, Женька, как можешь нам пригодиться. Где ты сейчас?
— Увы, состою при женщине.
— Ты все такой же… треплешься?
— А что делать?
— Сейчас-то как раз и делать… Где ты живешь?
— Вон дом, видишь? — показал Вальронд. — Вход с парадной, второй этаж, квартира мадам Угличаниновой. Зайдешь?
— Завтра. Вечером.
— Жду! — крикнул в ответ Вальронд, и две тени снова застыли возле костра, который быстро таял в глубине улицы.
Еще в прихожей лейтенанта оглушил разноголосый гам. Куча детей таскала по коридору очумелую кошку. Дрова лежали грудою до потолка, забивая проход. Мокрое белье висело на низко
