как-то влиять, а теперь ему, похоже, вообще все пофиг.
— А мне, наоборот, показалось, что он после смерти Ивана какой-то запуганный стал, — возразил Борис, снова заводя машину.
— Разве? Что-то я не заметил.
— Именно поэтому он всем и грубит — не хочет, чтобы мы поняли, что он чего-то боится. Обычное поведение для того, кто напуган, я и сам такой.
Макеев задумчиво наморщил лоб и всю дорогу до своего дома о чем-то думал.
— Знаешь, пожалуй, насчет Афоньки ты и в самом деле прав, — пробормотал он, когда машина снова остановилась. — Но чего он может бояться? Думаешь, он что-то знает о смерти Ивана?
Борис бросил на главного чуть удивленный взгляд — такая мысль ему в голову не приходила. Ивана, самого старшего вервольфа в их стае убили полгода назад, и Филипп продолжал расследовать это дело, но до сих пор ничего не добился, и большинство оборотней были уверены, что им уже никогда не удастся узнать правду.
— Не знаю, Фил, — честно признался Дымков. — Но парень он скрытный, и если у Ивана были какие-то рискованные дела, он вполне мог посвятить в них именно Афанасия — они ведь всегда дружили.
— Да, как это ни странно, учитывая, что он же Ликина в свое время и 'осчастливил', — усмехнулся Филипп. — Ладно, я над этим еще подумаю, спасибо, что сказал. Ну, до связи!
Он вышел из машины, и Борис, разогнавшись, поспешил домой к дожидавшейся его Людмиле. Прошлая ночь, несчастье с Антоном и забравшимся к нему домушником, подозрения Филиппа и предстоящие ему поиски новичка — все теперь на время вылетело у вервольфа из головы. Он спешил к своей любимой женщине, с каждой секундой все острее чувствуя, как сильно по ней соскучился, и, оказавшись в ее подъезде, едва удержался от того, чтобы не сменить облик и не помчаться по лестнице с нечеловеческой скоростью. Добежав до нужной ему двери, он проворно повернул в замке ключ и прямо в ботинках бросился в комнату. Люда лежала на диване, закутавшись в пушистый домашний халат, и не сразу услышала, как он вошел — по телевизору показывали очередной дамский сериал. Впрочем, когда Дымков плюхнулся на диван рядом с ней, одновременно целуя свою подругу и прижимая ее к груди, она тут же забыла о любимых 'мыльных страданиях' и лишь пару раз скосила глаза на экран.
Глава III
'Нам осталось двадцать семь дней!' — вспоминал Дымков слова Макеева, глядя на висящий у него над столом лунный календарь на 2001 год и машинально пересчитывая дни, оставшиеся до обведенной несколько раз красным маркером даты полнолуния. Этой фразой Филипп поприветствовал Бориса, позвонив ему утром, и с нее же, надо полагать, начал разговор и со всеми прочими членами стаи. Дымков сильно подозревал, что теперь он будет обзванивать их так каждый день, напоминая, сколько времени у них еще есть до того, как новообращенный вервольф выдаст себя в ночь полной луны. Что ж, при необходимости Филипп мог быть очень большим занудой, и его товарищи уже давно к этому привыкли. Тем более, что ситуация теперь и впрямь складывалась весьма опасная: новичка необходимо было поймать как можно раньше, иначе через месяц им почти наверняка придется ловить уже нескольких новых оборотней. А потом объясняться с городскими властями и либо выдавать им виноватого во всем Антона, либо всей стаей переезжать в другой город и прятаться от охотников на вервольфов, которые после этого получат полную свободу действий. Но своих Филипп никогда никому не выдавал, а значит, все-таки им придется убегать. Если только Громов сам не сдастся…
Дымков вздохнул и набрал очередной телефонный номер. В трубке запищали длинные гудки, и он стал терпеливо ждать ответа. Нет, не сдастся Антон, а если даже и придет ему в голову такая мысль, Верочка ему точно не позволит это сделать. Хотя, по-хорошему говоря, его бы, конечно, следовало выгнать из стаи — из-за того, что он позавчера побоялся принять лишнюю таблетку, под удар попали все. И пока сам он, в компании с Тимофеем проводит время на даче, жалея себя и раскаиваясь, остальным приходится, высунув язык, бегать по городу и искать его чересчур проворную жертву. Нечего оборотню с таким халатным отношением к себе и к другим делать в цивилизованном обществе!
— Алло, — на другом конце провода, наконец, сняли трубку. — Приемный покой слушает!
— Здравствуйте, — быстро заговорил Борис, — я могу узнать, не поступал ли к вам вчера или сегодня мой брат? Его бродячая собака укусила, и он так перепугался, что был немного не в себе. Мог представиться чужим именем или вообще ничего не говорить…
Внешность укушенного Борис запомнил хорошо, а вот с прочей информацией дела у стаи обстояли хуже. Филиппу юноша назвался Василием, но это имя вполне могло оказаться и не настоящим — по мнению Бориса, он почти наверняка его выдумал. Приходилось выкручиваться, придумывая дурацкие и не слишком правдоподобные объяснения и прилагать кучу стараний, чтобы администраторы больниц и поликлиник, с которыми он разговаривал, поверили в выдуманные им истории. Иногда это удавалось Дымкову более-менее легко, но случалось, что собеседников на другом конце провода приходилось по полчаса уговаривать проверить всех пациентов больницы и расспросить дежуривших ночью врачей о том, не обращался ли к ним за помощью некий молодой парень с прокушенной в двух местах рукой. То, что вместе с ним на телефонах сейчас висела вся остальная стая, Бориса утешало слабо. Он вообще не очень-то верил, что они сумеют напасть на след новичка таким образом. Тот, кто промышляет кражами, вряд ли станет официально обращаться к врачу — скорее уж к каким-нибудь своим криминальным дружкам побежит. Но Филипп был непреклонен: проверить надо все, даже самые маловероятные возможности.
Дожидаясь, пока в очередном приемном покое возьмут трубку, Борис включил компьютер и открыл один из файлов с начатым переводом. Большинство оборотней работали на дому или устраивались в небольшие частные фирмы с нежестким графиком: начальство, относящее к дисциплине слишком серьезно, вряд ли стало бы долго терпеть сотрудника, каждый месяц берущего отгул или больничный. Правда, можно было еще поступить, как Илона — завести роман с сыном руководителя компании и таким образом заполучить себе некоторые привилегии, недоступные другим работникам. Но у такой ситуации хватало своих недостатков, потому что теперь Крижевской каждый раз приходилось придумывать особенно убедительный предлог для отъезда из города — чтобы ее кавалер ни в чем ее не заподозрил.
В трубке по-прежнему пищали длинные гудки. Борис положил ее на рычаг и быстро набрал на компьютере пару немецких фраз. Что они там, в больнице, себе позволяют — а если к ним настоящие родственники больных позвонят? Ладно, что у нас там следующее по списку? Вервольф потянулся за справочником, но тут у него у самого заиграл мобильник, и о поисках новичка пришлось на время забыть.
Это опять был Филипп, и его голос сразу же показался Дымкову встревоженным:
— Добрый день, Борис, как успехи?
— Пока никак, — вздохнул Дымков. — Но я еще не всех обзвонил, во многих местах трубку не берут…
— Прервись пока, — перебил его вожак стаи. — Нас к себе охотники вызывают. Я не знаю, откуда, но им уже все известно об Антоне… И о сбежавшем новичке.
Борис охнул и смачно выругался — печатных слов, выражающих его отношение к возникшей проблеме, у него не нашлось.
— Совершенно с тобой согласен, — мрачно пробурчал Макеев. — И тем не менее, надо идти и как-то выкручиваться. Они всех по отдельности к себе вызывают, тебе тоже уже скоро должны позвонить.
— Что им можно сказать?
— Да говори все, как есть, чего уж теперь отпираться. Только один нюанс — где сейчас Антон, ты не знаешь. Типа сначала он остался на даче, а потом убежал неизвестно куда. Пусть они пока по лесам побегают, его поищут, а там поглядим.
— Как он, кстати? — спохватился Борис. — Ты ведь им с Тимофеем звонил?
— Более-менее, — уклончиво ответил Филипп, и Дымкову стало ясно, что дела у Громова пока обстоят весьма паршиво. Но выпытывать у Фила подробности было некогда — теперь залился громким
