Безобразов не рискнул причислить мичмана к флаг-офицерам, но рекомендовал в отдел Кладо. Кладо сказал Житецкому:
– Я читал лекции членам императорской фамилии, но, будучи человеком передовых взглядов, никогда не гнушался и рядовой публики. Приобщайтесь и вы к этому благородному делу…
Житецкий появился в гимназиях Владивостока с лекциями на тему «Династия Романовых и значение русского флота для России». Начало его лекций не было мудреным:
– Первый русский корабль «Орел» построен при царе Алексее Михайловиче, но Стенька Разин перебил всех матросов, а сам корабль спалил. Квинтэссенция такова: русские монархи всегда пеклись о создании флота, тогда как отсталый русский народ флота не жаловал и спасался от морей на суше…
28 мая бригада снималась с якорей. Перед походом Скрыдлов собрал у себя капитанов 1-го ранга, командовавших уходящими крейсерами. Перед ним предстали: с «Громобоя» – Николай Дмитриевич Дабич, с «России» – Андрей Порфирьевич Андреев, с «Рюрика» – Евгений Александрович Трусов. Люди опытные, серьезные, неглупые, хорошо знающие себе цену.
– Теперь, только теперь, – сказал им Скрыдлов, – я могу сообщить вам, что вы идете в самое паршивое место на свете – к острову Цусима, а Камимура отвел свои крейсера к Эллиоту в Желтое море, дабы укрепить эскадру адмирала Того…
В дислокации японского флота Скрыдлов ошибался. Но зато он верно сказал, что из Симоносеки или из Сасебо скоро выйдут японские корабли, везущие тяжелые осадные пушки для разгрома фортов Порт-Артура, возможна транспортировка гвардии японского императора в районы Квантуна.
– Желаю успеха. Отчеты о своих боевых действиях в конце операции сдадите в военно-морской отдел штаба.
– Кому? Вам?
– Не мне, а Николаю Лаврентьевичу Кладо.
– Зачем? – хором спросили командиры крейсеров.
– Для редактирования, – понуро отвечал Скрыдлов.
Слова, слова, слова… Теперь неважно, кто вас пишет, а важно, кто станет их редактировать… Якоря были выбраны.
………………………………………………………………………………………
Встречная волна вскидывала «Рюрик» на свой гребень и опускала мягко, как на хороших рессорах. Цель набега, уже рассекреченная, волновала людей в экипажах:
– Идем в самое поганое место – к Цусиме…
Никто еще не предвидел будущей трагедии русского народа, связанной с именем этого острова, но все понимали, что Цусима – эпицентр морской стратегии Того, мимо этого острова незримые нити коммуникаций тянутся от вражеской метрополии, и Япония, как хороший насос, качает и качает через проливы Цусимы свои силы и технику – фронту! Машины русских крейсеров ритмично выстукивали под настилами палуб.
Панафидин отстаивал ходовую вахту на мостике.
– Ну как? – спросил его Хлодовский. – Надеюсь, не раскаиваетесь в том, что попали на «Рюрик»?
– Напротив, Николай Николаевич, я счастлив.
– Мне, поверьте, слышать это приятно…
Встречный ветер раздувал его пушкинские бакенбарды.
Крейсера шли на хорошей скорости, и днем 1 июня миновали мрачный и нелюдимый Дажелет. В кубриках заводили граммофоны; кочегары слушали, как «две Акульки в люльке качаются», в палубах комендоров надрывно страдала цыганка Варя Панина:
В кают-компании накрывали столы к обеду. Плазовский сказал:
– Идя к Цусиме, всегда противно думать о смерти.
– А почему так? – с вызовом спросил Юрий Маркович, повернувшись к лейтенанту Иванову 13-му. – Тринадцатый, выскажите непредвзятое мнение о геройской смерти.
– С восторгом, – отвечал тот, раскладывая на коленях салфетку, словно надолго устраивался в ресторане. – Умереть героем легче всего. И ума не надо. Можно завязать гадюку вокруг шеи вместо галстука. Или приласкать бешеную собачку. Уверен, что в некрологах будет написано: «Погиб смертью героя, презирая опасность…» А что еще, Юрочка?
Вторым (после Кесаря Шиллинга) бароном на «Рюрике» был хорошенький, как девочка, лейтенант Курт Штакельберг из курляндской семьи, и ему не нравилось это зубоскальство:
– Господа, в компании Скарамуша, д’Артаньяна или Сирано де Бержерака вы, наверное, чувствовали бы себя на седьмом небе. Однако, по расчетам штурманов, мы уже завтра ночью будем проходить Цусиму, и адмирал Камимура одним ударом может дать хорошую тему для наших некрологов…
С мостика спустился лейтенант Зенилов (минер).
– О чем речь? – спросил он. – Наши телеграфы уже стали принимать переговоры японских крейсеров. Небесный эфир трещит, будто сало на сковородке… Минуя Дажелет, мы привыкли думать, что он безлюден. Но где гарантия, что с Дажелета нас не высмотрели японцы и теперь оповещают об этом свои базы.
– Камимура в Желтом море, – мрачно возвестил Салов, глядя, как над его головой раскачивается клетка с пернатыми.
– Вы уверены, штурман? – спросил его Солуха.
– Так утверждали в штабе Скрыдлова…
Зенилов поймал ускользавшую на качке тарелку:
– Сидя на Светланской, много узнаешь…
Священник Алексей Конечников не был ловок, как офицеры, и выжимал рясу, мокрую от пролитого на нее супа:
– Отступилась от нас царица небесная…
В ночь на 2 июня Панафидин видел берега Японии, миражно скользящие вдоль горизонта. Цусиму миновали благополучно. Ночь была теплая. В каютах стояла мерзкая духотища. Под утро крейсера вошли в район оживленного каботажа. Горизонт исчертили ласточкины крылья рыбацких парусов и дымки пароходов, издали похожие на капризные мазки акварельной кисти.
Возгласы сигнальщиков посыпались разом:
– Правый борт, курсовой тридцать – тень!
– Вижу ясно. Типа «Ниитака». Трехтрубный.
– Господа, узнаю его – это крейсер «Цусима».
– Приятное имечко! Вот вам и Камимура…
(По данным японских штабов, ставших известными позже, крейсер «Цусима» уже целый час наблюдал за русскими кораблями, прежде чем они засекли его.) Низкая, словно при–жа–тая к воде тень крейсера пролетела куда-то во мгле, ис–че–зая…
Разом опустились бинокли, последовала реакция:
– Обнаружили! Ну теперь жди… навалятся.
– Не каркайте. Хотя и гадко, но… плевать.
– Три дыма сразу, – докладывали сигнальщики.
Японские транспорта, заметив русских, стали разбегаться в разные стороны. «Рюрик», «Громобой» и «Россия» кинулись в погоню. Небо наполнилось пасмурностью, пошел дождь. Тахометры в рубках отщелкивали возрастание оборотов винтов. Острота погони обострялась риском – от видимости японских берегов, от близости главных баз противника, откуда с минуты на минуту могли выставиться окованные броней «морды» вражеских кораблей. Отдаваясь качке, крейсера открыли огонь.
– Цель: войсковой транспорт «Идзумо-Мару»…
В трюмах этого «мару» дремали 18 осадных орудий фирмы Круппа, отлитых для сокрушения фортов Порт-Артура и для разгрома броненосцев эскадры Витгефта. «Громобой» старался бить под ватерлинию, чтобы не вызвать лишних жертв среди японцев, в панике бегавших по палубам. Крейсер подхватил из воды 105 человек вместе с офицерами. Из отчета: «По уходившим шлюпкам мы не стреляли по весьма понятному русскому человеку чувству – отсутствию излишней и бесполезной жестокости». Однако при этом было замечено, что иные японцы не желали спасаться, и, плавая в воде, они грозили крейсерам кулаками. Командир полка, плывший на «Идзумо-Мару», разорвал самурайское знамя и кинжалом вспорол себе
