Это положение, согласитесь, трудно оспаривать!
………………………………………………………………………………………
Если Витгефт никогда не оспаривал первенства адмирала Макарова, то Скрыдлов, кажется, ревновал к его славе:
– Легко ему было в Порт-Артуре… с эскадрою! А вот посидел бы на моем месте, когда от флота остались три крейсера да шаланды всякие. У них там, в Артуре, еще ноги в шампанском моют, а Владивосток два месяца сахару не видел…
Сведения о том, что творится в Порт-Артуре, с трудом просачивались в Мукден, зачастую устаревшие, а Владивосток извещался наместником телеграфно кратко. Газетная же информация зачастую отражала лишь слухи, которым никак нельзя было верить. Скрыдлов, обладая правами командующего флотом, не обладал прямой связью с Порт-Артуром – вот какая беда!..
Над городом копилась большая лиловая туча, принесенная с океана. Темнело. Ветер гнал по Светланской сор и рванину старых газет, вихрилась пылища, столь несносная, что даже гимназистки закрывали лица дамскими вуалями. Дома Скрыдлова встретила жена Ольга Павловна, стройная энглизированная дама, каких художники любят изображать в седлах скакунов, и скромная дочь Маша, приехавшая из Пскова работать в морском госпитале. Тяжелой поступью адмирал проследовал к столу. Вестовой водрузил перед его превосходительством тарелку зеленых щей, украшенных желтком яйца и белизною сметаны. Вдали сухо громыхнуло близкой грозой…
– Сегодня нашего папу, очевидно, лучше не трогать, – сказала Ольга Павловна дочери. – Ты чем-то огорчен, Коля?
Скрыдлов налил себе стопку померанцевой.
– В наши дела стал вмешиваться сам император. Меня известили из Мукдена о его желании, чтобы крейсера перерезали телеграфный кабель, связующий Японию с материком. О наших крейсерах пошла такая слава, будто им все удается и они только спички чиркать еще не научились… Резать же кабели, лежащие глубоко на грунте, – продолжал Скрыдлов, прислушиваясь, как на подоконник падают первые капли дождя, – это безумие…
За окном вдруг грянул оглушительный ливень.
– Давно пора, – сказала Маша, даже за столом не снимавшая косынки сестры милосердия. Скрыдлов спросил ее о делах в госпитале. – Это… ужас! – ответила дочь. – Я никогда не думала, что раны можно промывать бензином. Нету спирта.
– Что за чушь? Пить-то всегда находят.
– Однако марлю вымачивают в сулеме. Комки мокрой марли пихают в раны. Все потому, что нет стерилизатора.
– А почему нет?
– Говорят, роскошь. Он дорого стоит…
Скрыдлов отдал дочери свои кровные сто рублей:
– На, Машка! Купи сама этот несчастный стерилизатор, но только не проболтайся, что на мои деньги…
Вечером Николай Илларионович сказал жене, что теперь наместник требует от него не морской, а океанской операции:
– Наши крейсера должны появиться у Токио!
– Ты снова отказался, как и с этим кабелем?
– Нет. Но предупредил, что из трех крейсеров вернуться могут лишь два. Это в лучшем случае. Посмотри на карту сама: в Тихий океан они выходят одним проливом – Сангарским, а каким выберутся обратно? Через Лаперуза?
В пальцах жены дымилась дамская папироса.
– Коля, хочешь избавиться от Кладо?
– А как?
– Предложи ему в этот поход быть на крейсерах…
Скрыдлов вызвал к себе кавторанга Кладо:
– Дорогой Николай Лаврентьевич, вы знаете, сколько офицеров на берегу домогаются чести служить на крейсерах. Кавторанги согласны занимать лейтенантские должности. Все рвутся в бой! Испытывая к вам глубочайшее уважение, хочу доставить вам и персональное удовольствие… Надеюсь, вас обрадует место старшего офицера на «Громобое»?
Кладо такой подлости от адмирала не ожидал:
– Благодарю за честь, но, боюсь, моя врожденная нервозность создаст вокруг меня нездоровую атмосферу…
– Да бросьте! Вот вам командир «России», каперанг Андреев, порою даже трясется, а ничего… управляется.
Кладо помертвел. Надо как-то оперативно быстро выкручиваться. Но при этом следует сохранить благородство.
– Мне ваше предложение чрезвычайно лестно, – сказал он. – Но я боюсь нажить лишних врагов и завист–ников.
– Не понял.
– Вы же сами сказали, что многие офицеры флота жаждут корабельных вакансий, не желая томиться на берегу. Стоит мне принять вашу вакансию, я переступлю другим дорогу по службе, вызову излишние нарекания, каких и без того хватает. Надеюсь, я еще не слишком надоел вам при штабе?..
Суть этой беседы Скрыдлов передал Безобразову, но друг-приятель перевел разговор в неожиданный фарватер:
– Николай Ларионыч, я очень далек от сплетен, хотя говорят черт знает что… По старой дружбе хочу предупредить, что ты занял двусмысленное положение. Прости, но люди говорят, что Скрыдлову-то сам бог велел быть в море, а не сидеть в кабинете. От души советую: тряхни стариной, вспомни, как в молодости вместе с Макаровым атаковал турок на Дунае… Хоть в эту операцию выведи крейсера
Скрыдлов как-то вяло осунулся в кресле:
– Ну, Петр Алексеич… от тебя упрека не ожидал.
Безобразов клятвенно сложил перед ним руки:
– Поверь, я от чистого сердца. Я ведь не говорю, чтобы ты рвался в Артур, где тебя уже перестали ждать. Но здесь-то, во Владивостоке, покажи себя флотоводцем!
Скрыдлов вдруг треснул дланью по столу с такой силой, что с богатых чернильниц кувыркнулись крышки, отлитые из бронзы в форме шлемов сказочных русских витязей.
– Конечно! – выкрикнул он, вставая (и Безобразов вскочил тоже). – Если ты решил, что, сидя здесь, я прячусь за твоей спиною, что я посылаю тебя на смерть, тогда в море ты больше не пойдешь… Да! Посиди- ка на берегу вместе со мною. На этот раз крейсера поведет в океан другой адмирал.
– Кто?
– Иессен.
………………………………………………………………………………………
С портовых баржей, обступивших крейсера, какой уж день принимали уголь и горючие брикеты. Над кораблями с утра до ночи играла музыка, нависло черное облако. «Уголь – это жизнь!» – завещал флоту Макаров, и длинные вереницы матросов, в три погибели согнутые под тяжестью мешков, таскали топливо в бункера крейсеров, так муравьи складывают свои яйца в потаенные хранилища муравейников. Уголь для моряков, как и яйца для муравьев, – это символ выживания, это надежда уцелеть. Панафидин, стоя на вахте, принял с берега катер, на котором Солуха и лекарь Брауншвейг доставили большую бутылищу с рыбьим жиром для поправки малокровных матросов.
– А что на берегу? – спросил их мичман.
– Почти блаженная Аркадия, полно публики…
Сдав вахту, Панафидин навестил Хлодовского, прося разрешение отлучиться на берег. Старший офицер обмахивался от духоты красивым японским веером, перед ним лежал еще майский номер американской газеты «Нью-Йорк Геральд» с корреспонденцией из Петербурга о чествовании героев крайсера «Варяг».
