— Эдуард, над планетой скоро забушует электрический ураган. Подозреваю, что несчастных электрических пауков будет рвать на части свирепая Мать — Накопительница молний, так они называют свою владычицу. Даже пещеры их не спасут. Ярость ее как-то связана с разрушением электрической плахи. Всыпьте ей, Эдуард! Всыпьте покрепче! Покажите всем злым матерям и отцам, всем Жестоким богам и чертям, что есть еще такая сила в мире, как человеческое могущество!
— Яростной матери не поздоровится! — заверил Камагин. — Сегодня она займется не истреблением своих сыновей, а пополнением наших запасов активного вещества. Пусть неистовствует с полезной отдачей!
Буря разразилась минуты через три после разговора с Камагиным. Наши земные грозы — тучи и жидкий ливень из туч и молнии, пробегающие в облаках. Гроза на Арании — ливень молний, секущих землю, гейзеры молний, вылетающие из земли вверх, частоколы молний на холмах, джунгли молний в долинах. Никакого дождя, раскатов грома и влажной прохлады здесь не было и в помине. Один огонь и непрерывный гул, до того тяжкий, что разрывало не только уши, но и душу. Если бы мы не защитились охранными полями, всех испепелило бы в первое же мгновение. Ромеро заботливо оградил своим охранным полем и Оана, но тот не знал его крепости и весь трясся, с минуты на минуту ожидая гибели.
А затем все волшебно переменилось. Камагину понадобилось четыре минуты для настройки резервуаров на прием грозы. Он опоздал ровно настолько, чтобы дать нам почувствовать бешенство распоясавшейся огненосной материи, но не позволить ей нанести серьезного вреда планете. Насосы звездолета работали, как на базе, где заправлялись активным веществом. Молнии, только что осыпавшие землю, унеслись вверх, гроза била в небо, а не в планету. А на земле стало тихо, так удивительно, так недоуменно тихо, как будто вся планета растерянно прислушивалась к себе. Над нами теснились огненные облака, из них по-прежнему исторгалось пламя, но все пламя уносилось к звездам — миллиарды молний сливались в одну исполинскую реку огня, огненная река мчалась к жерлам корабля, пропадала в них. Не прошло и двадцати минут, как облака стали редеть, распались на клочья, таяли, погасали, из них уже не вырывались молнии. Камагин не остановил насосов. И остатки облаков несли электрические заряды. Эдуард гнал в резервуары все.
— Теперь я пообдеру планету, — сказал Камагин, когда покончил с облаками. — Она вся так насыщена электричеством, что не грех попользоваться от ее избыточного богатства. И бедным аранам станет легче, их фанатизм, я думаю, в какой-то степени продукт перегрузки тел электричеством.
Я попросил Камагина не переусердствовать: молнии, бьющие из земли, производят разрушений не меньше, чем молнии, бьющие в землю. Эдуард произвел очищение планеты от избыточного электричества с такой осторожностью, что иначе как изящной я эту операцию и назвать не могу. Планета отдавала накопленные заряды плавно, без грохота и огня, и отдала, как выяснилось потом, так много электричества, что запасы звездолета пополнились основательно.
— Доволен ли ты, Оан? — хмуро спросил я, когда Камагин остановил всасывающие снаряды корабля.
Аран восторженно твердил:
— Вы расправились со страшной Матерью! Ах, как же вы расправились со страшной Матерью! Как вы расправились со страшной Матерью!
6
Лусина внесли в консерватор — усыпальницу, где тела погибших сохраняются нетленными. Я сейчас сижу в консерваторе, здесь теперь не один Лусин, наш бедный друг только начал длинный ряд захоронений, завершать этот ряд, возможно, будем мы — немногие, оставшиеся в живых. Лусин в прозрачном саркофаге похож на себя живого, облик удалось восстановить. Но смотрю я не на Лусина, а на того, кто покоится напротив. И я разговариваю вслух с тем, другим, мне нечего сказать погибшему другу, но многое надо высказать мертвому врагу.
Я возвращаюсь к событиям на Арании. Когда мы вошли в звездолет, Труб, расталкивая людей, кинулся к мертвому другу. Старый ангел встопорщил седые бакенбарды, в отчаянии бил себя выцветающими крыльями.
— Я мог пойти с вами! Я защитил бы его! Никогда не прощу себе, что не пошел!
Гиг, опечаленно гремя костями, сказал мне с упреком:
— Адмирал, люди без невидимок неполноценны. Уверяю тебя, если бы вы не заставляли напяливать эти дурацкие скафандры, мы с Трубом оградили бы Лусина от врагов верней, чем ваши силовые поля.
Я думал с горестью: от чего они запоздало хотели оградить Лусина? От реального живого врага или от цепочки ужасно совпавших бездушных случайностей? Они не смогли бы ответить на этот простой вопрос. Я тоже не знал ответа. Ответ нужно было найти.
На похоронах Лусина не было одного Бродяги. Дракон тяжелей всех перенес потерю друга. Он заболел. Мы боялись, что он уже не сможет даже ползать. Он выздоровел, кое-как ползал, но способность летать утратил окончательно.
В наше отсутствие на эскадре прошло срочное совещание. Гиг и Эллон настаивали на мести за Лусина. Но кому мстить? Аранам? Чем они виноваты? Вмешательство в распри отвергателей и ускорителей тоже было отклонено. МУМ высчитала, что корень зла — в чудовищной запыленности местного космического пространства. Планетную систему Тройной звезды освободить от пыли — лучшая помощь аранам. Немного изменится орбита Арании, но отдаление от Трех Пыльных Солнц компенсируется тем, что они потеряют в названии словечко 'пыльные'. Нужно лишь предварительно разведать то, что скрывают наименования Отец-Аккумулятор и Мать — Накопительница молний. Без разгадки этой тайны трудно что- либо планировать.
Мы стали готовиться к вторичному полету на планету. Оан вдруг стал возражать против посещения Отца-Аккумулятора. Я попросил объяснить, что он имеет против новой экспедиции. Вместо объяснения он внедрил мне в мозг ощущение страха. Но так как это все-таки был его страх, а не мой, я продолжал дознаваться причин боязни.
— Покой Отца священен, — сообщил Оан.
— Стало быть, ваш Отец-Аккумулятор — самодур, наказывающий всякого, кто его потревожит?
— Ему плохо, когда посягают на его покой.
— Разлаживается? Перестает функционировать? Кто же охраняет его покой? Ваши Жестокие боги?
— Отца охраняет гвардия оберегателей, каждый отбирается самим Уохом.
— С оберегателями мы справимся, даже с отобранными Уохом. И Отца не обидим, если он не заслуживает обиды. Теперь скажи, что такое Мать — Накопительница молний?
— Страшная Мать бережет покой Отца. — И это было все, что мы сумели узнать у Оана.
Уверен, что и другие араны об Отце и Матери знают не больше. Тем настоятельней нужно было идти на новую разведку.
Опустились мы на старом месте, в полдень. На дорогах встречались араны, на нас по обыкновению не обращавшие внимания. Выглядели они здоровыми, буря никого не потрепала. Оан сообщил, что и отвергатели и ускорители недоумевают: еще не было столь сильною урагана — и такого невредоносного.
Оан взобрался на вершину холма и остановился перед одним лазом, ничем не отличающимся по виду от соседних:
— Здесь. Первым я не пойду.
— Иди в середине, — разрешил я.
Оберегатели встретились уже через несколько метров. Это были рослые пауки, бесстрашные и готовые на самопожертвование. Но они улепетывали через минуту с дикой быстротой. Дело было не только в том, что они не могли противостоять силовым полям. Они просто не знали, что такое поле. Невидимая сила, мощно бросавшая их на стены и под потолок, потрясла их, никто и не подумал переть на рожон. Они удирали вглубь с теми же знакомыми воплями:
