торопиться, чтобы золото скорей забренчало в кармане, и писатель уже не заботится о стиле. А стиль – это главное, ради чего стоит потрудиться!
– Пожалуй, вы правы, – согласился де Вержи, поразмыслив.
Де Еон посмотрел ему прямо в глаза:
– Есть веская причина, по которой вы пришли ко мне. Честно признаюсь, что я об этой причине не могу догадаться.
– У вас в Тоннере, шевалье, живет старая мать, – неожиданно произнес Трейссак де Вержи. – Случайно я узнал, что Версаль начал ее преследовать за ваши деяния… В моей чересчур сложной биографии, – поморщился он, – тоже было однажды нечто подобное, и потому-то я решил стать честнее самого себя.
– Благодарю, – ответил де Еон. – В самом деле, я сейчас говорю уже без иронии, не останетесь ли вы со мной пообедать?..
За обедом де Вержи исповедался перед де Еоном. Манэн тогда подсыпал в вино усыпляющий яд по указке графа Герши; посол пытался подкупить и его, бедного литератора, на убийство кавалера.
– Запечатлейте на бумаге, – попросил его де Еон, – свой рассказ о кознях посольства против меня…
Добровольные показания литератора были размножены в копиях, и де Еон не замедлил разослать их по министрам Франции.
Отравление и подкуп наемных убийц – обвинения куда как хлесткие! Но первым пострадал писатель Трейссак де Вержи: агенты Людовика схватили его (как самого опасного свидетеля) и бросили через Ла- Манш – в «Башню молчания». Утром накануне процесса газетчики Лондона выкрикивали:
– Новое свидетельство версальского деспотизма! Арестован еще один свидетель… на этот раз буфетчик посольства Франции, который подсыпал яд в бокал де Еона! Вчера ночью буфетчик тоже отправлен за Ла- Манш!
Герши потускнел, часы его тикали вразнобой. Графиня Герши перестала пользоваться успехом среди мужественных британцев. Дело передали в высокий суд «королевской скамьи». Правительство Англии было согласно погасить этот крупный скандал, но…
– Вы слышите? – сказал в парламенте генерал-атторней Флетчер Нортон. – Вы слышите, что кричат на улицах? Мы не можем не учитывать эти голоса. Откройте окна – пусть услышат глухие…
–
В один из дней процесса, когда Герши вылезал из кареты, толпа англичан набросилась на него. Лошади, испуганные, дернули. Посла поволокло по земле. Окровавленный граф Герши закричал:
– Вы не того бьете, кого надо бить… Я совсем не граф Герши, я только секретарь графа Герши!
Толпою были сорваны с посла Франции все его ордена и разбросаны по земле. Бежав от суда и покинув посольство на произвол судьбы, граф Герши на первом же корабле убрался за Ла-Манш.
– Я изнурен, – заявил Герши министру Пралену. – На этом посту нужен человек, умеющий прыгать в игольное ушко, стрелять из пушек, плавать рыбою под водою, мыться огнем… И еще надо очень многое уметь, чтобы соперничать с хитрецом де Еоном!
Прален даже не удивился:
– Такой человек в министерстве есть! Вот идет к нам граф Дюран, как всегда веселый и милый… Граф Дюран, – поднялся Прален из кресла, – мы как раз говорим о вашей карьере!
Незадолго до этого Брольи беседовал с Людовиком:
– Ваше величество, как это ни странно, но пора начать мирные переговоры с государством, которое выросло незаметно у нас под боком, грозит нам оружием, и этот гневный прыщ называется государством де Еона!
Король был уже сыт по горло – с него хватит.
– Да, хватит, – сказал он. – Если вы настаиваете на мирных переговорах, то послом в эту удивительную страну я назначаю вас… Вот вы, Брольи, сами и выкручивайтесь!
Теперь все надежды Брольи были на Дюрана.
И вот два веселых чудака встретились на чужбине:
– Это ты, бродяга Дюран?
– А это ты, моя красавица де Бомон?
– Все толстеешь, Дюран?
– А ты хорошеешь? Про тебя много говорят…
– Что на родине, Дюран? – печально вздохнул де Еон.
– Не хватает только революции, а жертв для нее уже достаточно, и даже больше, чем надо для революции… Так что несомненно будут излишки в жертвах.
– Не нужен ли опытный палач? – серьезно предложил де Еон. – Я знаю тут одного, который берет недорого. Работает сдельно – с башки! К тому же он давно без работы, теперь нуждается.
– Сознайся: уж не ты ли этот опытный палач?
– Нет, я при нем состою в помощниках. Под мой топор ложится общий человеческий стандарт. А маэстро выступает на сцену лишь в затруднительных случаях, когда шея закоренелого преступника состоит из одних жил и хрящей.
Дюран был давним другом де Еона; оба они вышли из Тампля, этой школы «секретов короля»; сообща они готовили план высадки французов на берегах Англии: перед Дюраном скрываться было нечего – де Еон уступил, заявив решительно:
– Едем! Мне все чертовски надоело, я устал… Но – условие: пусть никто во Франции не тревожит мою старуху мать. Матери не должны отвечать за детей своих. Тем более когда мать глядит в могилу, а сын ее уже начал седеть…
На квартире де Еона было чистенько прибрано, как у пожилой старательной девы. Пяльцы стояли возле окна (мужчины XVIII века любили вышивание не меньше женщин). Острые перья шпаг и рапир висели по стенам… Де Еон открыл люк в подвал:
– Осторожно, Дюран! Прыгайте на эту бочку…
Дюран прыгнул в подвал – это был винный погреб. Де Еон – за ним. Долго ковырял зубилом стены. Вынул кирпич, вмазанный среди камней:
– Прошу передать мне сертификат короля о пенсии…
Дюран выдал ему подлинное обязательство Людовика выплачивать пенсию кавалеру, о котором было сказано в сертификате в самых лестных для де Еона выражениях.
– Я люблю, когда со мной разговаривают в таком тоне.
– А вот и подпись короля, – показал Дюран.
Де Еон поднял кирпич над головой. Грохнул его под ноги. А внутри кирпича оказался пергаментный пакет, в котором хранилось письмо Людовика от 3 июля 1763 года с планом нападения Франции на Англию…
Дюран повертел письмо в руках:
– Послушай, если только это главное, то… к чему шум?
– Остальное от меня не получите. Я тоже не дурак! – сказал де Еон. – Король сорвался с моего крючка. С разодранной губой и в дурном настроении, но все же сорвался… Графа же Брольи и прочих я оставлю трепыхаться и далее!
Дюран сложил письмо короля и спрятал.
– Смотри, – сказал. – Я свое дело сделал. Остальным же пусть занимаются с тобой другие.
После этого де Еон еще несколько лет поддерживал с Версалем секретную переписку, хотя Версаль не доверял уже ему тайн. Сведения де Еона были незначительны: он словно сдерживал себя. Только однажды сообщил Людовику, что либералы хотят свергнуть с престола Англии ганноверскую династию. Если Версалю надо, то де Еон согласен принять участие в заговоре…
Людовика словно прорвало:
– Какая наглость! Я не желаю более видеть писем этого шантажиста! Кроме пенсии, ему нечего ждать от меня!
И он вернул Брольи депешу де Еона, крупно начертав наверху королевскую резолюцию: «Де Еона более ни на что не употреблять».
Вот когда наступили чудесные годы. Тишина и покой.
