Растерянно взглянув на меня, она сняла муфту и произнесла по-французски:
— Как вы меня удивили, мой дорогой барон.
— Документы у мадам не в порядке, — заученно бубнил Кунц.
— Неужели? Тут какое-то недоразумение, — пришел мне на помощь Адам.
— Леди Мак-Леод, позвольте представить вам герра фон Рихтера. Будь настолько любезен, Адам, убери отсюда этого болвана. Он выводит из себя мадам Мата Хари.
Адам с важным видом приказал Кунцу оставить нас.
У Елены блеснули глаза, на лице Мата Хари промелькнуло выражение чувственной удовлетворенности. Вот теперь она больше походила на самое себя.
Все заговорили о том, какая это удача, что мы встретились. Мы с Адамом извинились перед Мата Хари, заявив, что нам надо на службу: в те дни у сотрудников посольств в Европе было много работы. Разве узнаешь, кто бросит спичку в пороховой погреб. И не позволит ли мадам пригласить ее на ужин.
Она позволила. Что же касается встречи с бельгийским режиссером, она ее перенесет.
Свою готовность встретиться со мной она спрятала под личиной очарования и томности. Но моя догадка впоследствии подтвердилась: гастроли в «Винтергартене» будут продолжаться всего две недели, впереди неопределенное будущее. Мода на нее прошла. Ее импресарио, Луи Лябог, ушел от нее в 1912 году. Она была одинока, и грядущее пугало ее.
Мы встретились с нею вновь в такую пору, когда оказались крайне нужны друг другу. Моя любовь к матери и к Германии уже достигла кульминации, с минуты на минуту должна была сбыться мечта укрепиться на северных равнинах, женившись на Эльзе, и сменить приставку «ван» на «фон». Но я был поражен в самое сердце и уязвлен как мужчина, узнав, что моя суженая — не таинственная девственница, а помешанная. Мои циничные воззрения были потрясены до основания. Чтобы обрести себя, я нуждался в не менее циничном выходе из положения.
Что же касается Герши, то ей позарез необходим был властелин и покровитель. Но в этом она нуждалась и прежде. И насилие, произведенное над нею, удовлетворило в ней (как и во мне) некую сокровенную потребность. Однако она не понимала и не выражала внешне истинных своих потребностей. Если бы она была не столь уступчива, то я, возможно, стал бы владычествовать над нею. Разве можно сломать то, что гнется?
XX
ФРАНЦ. 1913 год
После отъезда из Вены и возвращения в 1909 году в Берлин меня направили в Каракас. Правительства похожи на строгих отцов. Если вы малость поразвлекались, скажем, имели должность в столице большого государства, вам непременно нужно дать возможность замолить грехи. Каракас оказался дырой, и даже германской секретной службе, интересующейся всем на свете, не было никакого дела до грошовых революций, то и дело вспыхивавших в этой дремучей стране. Я так опустился, что схватил дурную болезнь, с которой пришлось немало повозиться.
Оттуда я попал в Константинополь — порочный, кишащий беднотой, неописуемо грязный город. Этот восточный бордель, рассадник крамолы я нашел восхитительным.
Франция и Россия по-прежнему использовали допотопные методы подкупа должностных лиц. Несмотря на голод в России и социальные бунты во Франции, правительства этих стран перекачивали потоки золота в сундуки великого визиря и чиновников сераля. Десятки подкупленных кокоток соблазняли разряженных как павлины офицеров полков султана. Вместо того чтобы очутиться далеко за пределами веселого Стамбула, эти проигравшиеся в пух и прах негодяи продавали все, что им было известно. Но какой прок от продажных евнухов или военных секретов, если власть переходит из рук в руки? Ни умные французы, ни романтические русские не понимали, что в период революции ни один человек, которого вы можете купить, не стоит этих денег.
Мы, тевтоны, вели более мудрую политику, которой обязаны кайзеру Вильгельму II. Возможно, оттого, что я был все еще холостяком, за Высокой Портой и ее интригами я наблюдал пристальным холодным взором. Многие турки старшего возраста, как и их жены, были истеричными. (Для того чтобы турчанки всегда оставались неудовлетворенными, у них удаляют клитор.) Друзей я выбирал из числа так называемых младотурок, часть которых успела проникнуть в правительство султана. Когда начнется война, Турция после некоторых колебаний, я был убежден, поддастся чувству ненависти и выступит со своей устаревшей армией на стороне кайзера, поскольку Великобритания была ее традиционным союзником, а Россия исконным врагом. В Турции ненависть сильнее любви. Она будет воевать вместе с врагами ее врагов.
Я также выдвинул блестящее предположение. Во время поездки в глубь страны я познакомился с никому неизвестным офицером с плотно сжатыми губами по имени Мустафа Кемаль и заметил, что нам, сотрудникам германской разведки, следует наблюдать за ним. Впоследствии он отличился в Галлиполи.
Когда обстоятельства и каприз королевы Вильгельмины вынудили меня вернуться в 1912 году в Берлин, «дядюшка Гельмут» был не на шутку раздосадован.
— Achmeingott[90], — огорчился он. — Вы отлично поработали на Среднем Востоке. На кой дьявол нам еще один голландец в Берлине?
В марте 1913 года мы сидели у него в кабинете и обсуждали, что нам делать с Мата Хари. Гастроли ее в «Винтергартене» закончились, и она находилась у меня на содержании. Я утверждал: чтобы она смогла оказаться полезной, необходимо вкладывать в нее много денег. Где, как не в «Адлоне», этом гнезде иностранцев и шпионов, она могла бы развернуться!?
Сколько же она стоила? Не секрет, что некоторые из наших высокопоставленных чиновников включали своих любовниц в списки агентов и содержали их за счет казны, но я не принадлежал к числу таких избранных. Не предупредив Герши, я внес ее в платежную ведомость как агента Х-21, но для этого понадобилось согласие самого Краузе.
Адам фон Рихтер не одобрял подобную затею. Прежде всего, он был чистоплюем. Во-вторых, он презирал меня. В-третьих, он был слабаком.
«Дядя Гельмут» еще не решил, как быть.
— Вы действительно полагаете, что в случае войны сможете получить направление во Францию и взять ее с собой?
— Когда начнется война, — поправил его Адам.
— Думаю, да. У меня есть на то основания. А если я зарекомендую себя как ее покровитель, то смогу наилучшим образом использовать ее. Признаюсь, на это понадобится время, сударь, но ведь мы, как правило, действуем с дальним прицелом.
А у немцев были большие планы. События в Марокко показали, что Англия, на первый взгляд, поддержит французов, однако я был одним из немногих, кому стало известно о состоявшемся недавно секретном совещании в Шварцвальде.
В нем участвовали виконт Холдейн и Уинстон Спенсер Черчилль, с одной стороны, и герр фон Киндерлен Вакстер, генерал фон Геринген, адмирал фон Тирпиц и Мориц фон Ауффенберг — с другой. У наших агентов сложилось впечатление, что им удалось убедить британских представителей, в чем на самом деле состоят интересы Англии. Оба государства обладают такой мощью, что гибель Германии означает и гибель Англии. Действуя же, совместно, они смогут решить судьбы мира. А продолжающиеся разговоры о войне между обеими этими державами имеют единственной целью пустить пыль в глаза третьим странам.
Разумеется, Германия должна получить нидерландские порты. Кстати, моя родина, Голландия, отнюдь не против вступления в Германскую федерацию. Маленькая и слабая Бельгия — не проблема. Если вспыхнет война на Балканах, заявил саженного роста, голубоглазый, с окладистой бородой адмирал фон Тирпиц, то он в течение двенадцати часов сумеет запереть выход из Балтийского моря. Соединенные Штаты? Quatsch[91]! Германия писает на них с четвертого этажа. Что же касается Австро-Венгрии, то ей нужно лишь получить выход к Средиземному морю и выровнять свои
