страшнее чего и не придумать нормальному человеку. Заранее были составлены списки всех московских красавиц, жен боярских, купеческих, посадских, чиновных и прочих. Операцию проводили Вяземский, Скуратов, Басмановы и Васька Грязной, новый любимец царя. Внезапно они являлись в семейные дома, хватали жен, кидали их в телеги, и в одну ночь лошади умчали из Москвы сразу четыреста лучших красавиц…
– Забавушка, – ласково сказал царь своему сыну Ивану.
– Побалуемся, – с готовностью отвечал сынок своему папеньке.
До чего же любил царь своего Иванушку! Этот молодец-удалец наверняка повершит батюшку – не то что второй сынок Федор, который в коленках слаб, сам трясется, голову клонит и бормочет что-то божественное… Сущий дурак – весь в своего дядю Юрия, который скончался в полном безумии.
18. Лучше молчать
Уж если зашла речь о большой любви Ивана Грозного к его сыну Ивану, так пришло время напомнить о страшной ненависти испанского короля Филиппа II к его сыну Дон-Карлосу.
Отгородясь от мира высокой каменной стеной, иезуиты мадридской конгрегации знали многое, о чем тогда не догадывались даже испанцы. Куэвас однажды проводил до кельи резидента неизвестного монаха, которого Суарец принял с большим почетом. Куэвасу удалось слышать слова странного гостя:
– Король не мог поступить иначе. Но это не было наказанием отцовским. Королю ничего не оставалось, как пожертвовать Богу плотью от собственной плоти, ибо служение церкви он предпочел всем мирским помыслам.
– Дон-Карлос уклонился в ересь? – спросил Суарец тихо.
– Тут много разных причин, а главная, что он в безумии своем замышлял бежать в Нидерланды, где еретики уже бросали в костры иконы, отказываясь от кротких увещаний священной инквизиции. Герцог Альба уже в Брюсселе, – рассказывал гость, – ему дозволено королем зарывать в землю живых женщин, а ветви деревьев уже прогнулись от тяжести, сплошь увешанные гроздями повешенных мужчин…
Куэвас, будучи пажем при дворе, не раз видел герцога Альбу, высокого жилистого старика с длинной седой бородой, и он уже слышал, что герцог заседает в «Трибунале убийств», дабы карать еретиков. Проводив гостя, он спросил привратника миссии – кто этот человек, что навещал Суареца?
– Это был Диего Эспиноза, великий инквизитор в Испании и ближайший друг испанского короля…
В этот день за общей трапезой Суарец сообщил, что здоровье Дон-Карлоса ухудшилось, он с небывалой алчностью поглощает невероятное количество пищи, и ему все время ставят слабительные клизмы. Иезуитская братия восприняла эту новость спокойно, понимая, что Дон-Карлоса уже нет в живых. Все последнее время до конгрегации доходили самые невероятные слухи (и нам, читатель, предстоит им довериться, ибо все документы о Дон-Карлосе были уничтожены его отцом). Екатерина Медичи, сосватав Елизавету за короля Филиппа II, вознамерилась выдать за его сумасшедшего сына инфанту Маргариту Валуа, и с тех пор Дон-Карлос начал буйствовать, требуя невесту. Изрезав кожу своих сапог, он заставил сапожника, сшившего их, съесть сапоги вместе с подошвами. Встретив девочек, он раздевал их и начинал сечь без устали, наслаждаясь их страданиями; наконец, однажды он забрался в конюшни отца, где жестоко изранил кинжалом всех лошадей…
Восстание в Нидерландах, потрясшее всю империю Габсбургов, отразилось в голове идиота желанием бежать из пределов Испании, чтобы стать королем фламандцев. В ночь на 18 января 1568 года длинный коридор мрачного Эскуриала осветился факелами: сам Филипп II прошел в комнату сына, и двери отворились бесшумно, чтобы застать сына врасплох. Дон-Карлос лежал в постели, стражники сразу отобрали оружие, с которым инфант не расставался. При виде отца Дон-Карлос закричал:
– Я знаю, что пришел мой последний час!
– Нет, – ответил ему Филипп II, – никто не знает своего последнего часа, как не знаешь его и ты, мой возлюбленный сын. Я пришел, чтобы облегчить твои страдания, а потому ты прими все, что случится, как благословение свыше…
Тогда же окна были наглухо заколочены досками, и в полном мраке, загасив факелы, король неслышно удалился. Больше никто и никогда не видел Дон-Карлоса. Диего Эспиноза был, кажется, последним, кто его видел. Но великому инквизитору не пришлось утешать отца, ибо Филипп II никаких угрызений совести не испытывал. При этом осталось тайной, что стало с самим Дон-Карлосом: был ли он задушен, отравлен ли клизмою с ядом или захлебнулся в ванне с горячей водой…
Жалеть об этом выродке, достойном наследнике Хуаны Безумной, не приходится. Но зато смерть Дон- Карлоса невольно стала образцовым примером для будущих монархов – для Ивана Грозного, убившего сына посохом, для императора Петра I, погубившего царевича Алексея, и для прусского короля, который едва не повесил своего сына – будущего короля Фридриха Великого.
В год гибели Дон-Карлоса, желая избавиться от беременности, умерла королева Елизавета Валуа, и Филипп женился в четвертый раз на молодой, краснощекой венке, – брак объяснялся просто: Габсбурги, испанские и австрийские, нарочно роднились, чтобы совместно утопить в крови восстание Нидерландов. По ночам Эскуриал снова вздрагивал от воплей дежурных алебардистов:
– Король направился к королеве!
Этикет даже в этом случае оставался неукоснителен. Шагая в спальню королевы, Филипп II держал в одной руке меч, а в другой нес рыцарский щит; камергер шел впереди с факелом, освещая дорогу, и тащил громадную банку («не для того, чтобы из нее пить, а совсем для иного употребления»).
Я устал, и далее пусть за меня пишет сам Куэвас…
…Наша миссия стала пустеть: члены братии один за другим незаметно покидали ее, отяжеленные кошельками с золотом, они спешили в Нидерландские провинции, чтобы крестом и кострами довершить то, что не удалось сделать мечом герцогу Альбе. В моей судьбе тоже возникли перемены, которых я с нетерпением ожидал. Пройдя строгий искус в первоначальных ступенях индефферентоса и новициата (выжидающего и испытуемого), я готовился познать мудрость третьей ступени – схоластику, и был уже предупрежден секретарем миссии, что мне предстоит покинуть Испанию:
– Отныне ты не вправе сам решать свою судьбу, и, если Орден не пожелает иметь тебя, ты получишь «синий конверт», в котором найдешь чистый лист бумаги, после чего можешь убираться куда хочешь…
Я знал, что «синий конверт» получают офицеры в армии, которые без объяснений причин увольняются в отставку, и на пенсию от своих сюзеренов уже не могут рассчитывать. Впрочем, за время испытаний я уже смирился со своей судьбой пса господня, а слепое повиновение начальству Ордена никак не пугало меня, ибо мне казалось, что лучше пусть меня переворачивают, словно труп, нежели мне самому переворачивать трупы. Вскоре нашу миссию – перед отъездом в Рим – посетил сам великолепный «генерал» ордена – Франческо Борджиа, и я был умилен его вниманием, с каким он удостоил меня беседы. Весьма доверительно, доходчиво и четко «генерал» указал мне места будущих сражений за истинную веру, и его слова настроили меня воинственно, как солдата ландскнехта перед решающим штурмом. Вся Северная Германия, включая и Нидерланды, Чехия и Моравия, Швеция и даже Франция уже отравлены протестантским ядом, который струился через церковные врата в католические храмы, а лютеранство покорило умы горожан Ливонии и Полонии.
– Наконец, существует Московия – эта загадка для Рима, далекая от распрей Европы, но давно погрязшая в схизме отжившего наследия Византии, на развалинах которой сейчас пируют султанские янычары… Вступая в этот греховный мир, – поучал меня «генерал» Ордена, – ты обязан помнить, что всегда будешь прав, зато другие всегда останутся виноваты. Тебя беспокоит страх? Или ты дорожишь своей жизнью? – засмеялся Борджиа. – Так будь умнее. Сейчас, когда ты слышишь эти слова от меня, тысячи падают под ударами мечей, теряя головы, а другие тысячи покорно ждут своей очереди, чтобы заполнить могилы. Dixi, – завершил беседу Франческо Борджиа, – и пусть земные блага никогда не станут целью твоих желаний, а лишь средством для достижения цели твоего праведного пути…
Я, конечно, не забыл тот свирепый, унизительный голод, который мучил меня смолоду, и теперь, пес господень, я дорожил сочной костью, из которой с наслаждением высасывал жирные мозги. В уединении своей конгрегации мы, конечно, были извещены, что Испания разорена поборами, что сонмище нищих уже заполнило все ее города, воруя и грабя на каждом перекрестке. Но меня это уже не касалось. Нас кормили такими яствами, каких я не пробовал даже с королевского стола. Совсем недавно (в 1565 году) из Америки доставили в Испанию первые плоды картофеля, чтобы угостить молодую королеву, и не знаю уж как, но мы тоже вкусили от этого плода, который вскоре папа римский запретил есть, назвав их «дьявольскими
