вечных двигателей. А проблему можно снять просто. Надо заплатить!
— Вот-вот, башли переплевываются башлями, — поддакнул Подмалинкин, активист партии «Духовное наследие». — Но у тебя, Ося, не возьмут. Не возьмут и у Жванецкого. А у Задорнова подавно. Весу, весу в вашей команде? нет. Да и название бредовое — «Экспериментальная студия»! Разве сейчас время экспериментов? Уважают сегодня силу или звучность. Вот смотри у Бульдога: Фонд памяти Пушкина. И неважно, что он Пушкиным не торгует и, скорей всего, не читал его. Но звучит! Вот если б вам Жванецкий помог поднять волну без всяких бумажных игр, нагнать на; них страху чьим-то звоночком сверху, раздолбончиком крутым… И называться вы должны «Фонд Шолом-Алейхема». А ты часом не умеешь подделывать голоса? Ну, к примеру, подделать голос префекта Вячеслава Дегтева или на худой юнец Ларисы Алексеевны Коржневой… Юрий Дегтярев из торгового отдела для наших зубров мелковат, человек он милый, но не зубастый, не щукастый, выслушают мнение, а сделают по-своему. А вот подобрать голос босса — это выход. Вы ж артисты… Одесские экспериментаторы… Вот и забросьте экспериментик… Есть такой имитатор голосов — Галкин. Возьмется ли? Говорят, он одессит.
— Дело базарит Подмалинкин, — сумрачно проговорил Барбос, — устройте им маленький театр эстрады. Голосом Дегтева, нашего любимого префекта, нашего недосягаемого старшего товарища и отца, потребуйте, пусть Моисейкин отпишет на его имя докладную: почему именно у «Экпериментальной студии» зажали разрешение за превышение размера. Завышен-то он у всех! Пусть Моисейкин попробует отобрать у меня… — хмыкнул самодовольно Барбос. И все засмеялись с почтительностью. Все в районе знали, что Барбос торгует от Ассоциации по борьбе о терроризмом. И лишь один лоток у него от Фонда поддержки ветеранов МВД. Менты обходили лотки Барбоса стороной, как минное поле, как лепрозорий… Вот это было прикрытие так прикрытие! И Барбос за это бесплатно поставлял им неплохие книги из «слива», исторические романы, Карамзина, Ключевского в госпиталя: две коробки в месяц. Ментам он поставлял юридическую литературу. Детективы они не читали, а исторические романы не возбуждали в них патриотизма…
— Моисейкин ведь купится на такой звонок и впрямь, — обрадованно подхватил Бульдог. — В душе он трус. Офицеришка… Исполнителен. Сработает рефлекс. Как говорил Эйнштейн, воякам достаточно одного спинного мозга…
Наезд на Осю Финкельштейна встревожил всех лоточников «арбатской гвардии». Вечером в пивнушке у «Советских писателей» шли перетолки. Азербайджанская братва была сильна и своих протеже, Зуди, Нурпека, Карена, Садира и других «главкомов» уличной торговли, могла продвинуть еще дальше по Арбату. У них были прекрасные отношения с Сашкой Муркиным, Сашка был, ко всему прочему, ктитор русской церкви, издавал свою религиозную газету. Он вел тесную дружбу с Лужковым, Юрий Михайлович ценил его как искусствоведа, владельца трех антикварных магазинов на Старом Арбате и маленькой галереи русских художественных промыслов напротив пивбара «Валдай». Пойди он на поводу у азербайджанцев — «арбатской гвардии» пришел бы конец. Но Сашка Муркин был дипломат. О, это была такая голова! Он мог обещать, но не делать, он мог делать, но не обещать ничего и молча ставить перед фактом. Это была загадочная славянская душа. Непредсказуемый тактик, стратег и политик, покровитель искусств. И он тоже по-своему осваивал Новый Арбат, начав строить небольшой гастрономчик рядом с Домом книги на месте пешеходного прохода к высотным домам. Его побаивалась милиция. Жора Козлов разговаривал с ним на «вы» и заискивающе улыбался.
— Лично мне на Осю наплевать, — говорил, потягивая третью кружку пива Лопата, — пусть откупается, пусть ведет переговоры с азербайджанцами, но писать в мэрию письма он не должен! Наша лоточная торговля и так намозолила глаза мэру. Стоило министру телекоммуникаций Лысенко пожаловаться, что мы снижаем товарооборот Дома книги, как книжную уличную торговлю забыли включить в «Городской кодекс торговли». Вспомните, сколько мы боролись, пока префекту удал ось-таки добиться от Лужкова, дополнения к этому кодексу. Префекту надо дать медаль! А Осю предупредить — «не пиши»! Есть тысяча предлогов убрать нас с президентской трассы…
— И тысяча один предлог оставить, — косо ухмыльнулся Бульдог. — Мы сеем разумное, доброе, вечное! Мы создали в городе больше ста рабочих мест. Всякое рассуждение зависит от того, как его преподнести. А преподнести при личной встрече не сможет никто, кроме Сашки Муркина. К нему надо идти на поклон. Как человек искусства, он должен понять… Пусть азербайджанцы развивают торговлю вдоль Гоголевского бульвара. Пусть осваивают Поварскую Большую Никитскую…
Акула Додсон пил пиво молча и супил кустистые брови. Он тоже считал, что писать письмо на имя мэра не следует. Скорей всего, оно не дойдет. Но есть один шанс из ста, что дойдет до какого-то помощника Лужкова, а тот может использовать его как повод… Кто знает, сколько интерпретаций и вариаций у чиновников высокого ранге в голове… На малый бизнес им плевать, плевать на книги и книжную торговлю. Плевать на наши судьбы, на наши рабочие места… Там свои расклады, свои извивы коммерции… А выслушать тебя не пожелает никто. Никто не примет даже. Они же стену воздвигли от народа. Броней одели кабинеты… При коммунистах хоть боялись чиновники газет, а сейчас чихали они на газеты, кто станет читать… И если мэр решит закрыть торговлю на Новом Арбате, то не поможет ни Ассоциация по борьбе с терроризмом, ни Фонд поддержки ветеранов МВД, ни Фонд памяти Пушкина…
За восемь лет торговли на Новом Арбате Акула ни разу не был ни в одном из кабинетов чиновников даже в управе, он смертельно боялся их, боялся обронить ненужное слово, выдать свои чувства неумеренным блеском глаз. Он всегда действовал через доверенных лиц. Последние три года таким доверенным лицом был Сюсявый. Сюсявый забирал разрешения, продлевал, приносил назад. Он работал четко. И за это получал премиальные. Барбос даже не знал его фамилии. Не знал, где он живет, имеет ли регистрацию в Москве. Он только знал, что Сюсявый из бывших бомжей. Впрочем, бомж — понятие относительное. Бывший премьер-министр России Кириенко тоже в известном смысле был в Москве бомжем, работая без прописки, не имея личной квартиры… И Сюсявого в свою очередь не интересовало, кто такой Акула, что он за человек, сколько ему лет. И Акулу это вполне устраивало. Чем меньше о тебе знают — тем спокойнее нынче жить. Кому какое дело, что он, Акуленко Александр Иванович, сорока восьми лет, житель славного города Коломны, безработный с трехлетним стажем, кандидат технических наук, радиотехник, радиоинженер, изобретатель, автор тридцати двух авторских свидетельств… А что он получал на заводе МРТЗ? Полторы тысячи рублей! Поди прокорми двух сыновей и дочь. А у жены вторая группа инвалидности… Он пробовал искать удачи, давал рекламу в газете «Из рук в руки», бегал по квартирам, налаживал радио-хайфики, игралки-музыкалки, тивиашки-висиарки, компьютерные игры… У него не было своей фирмы, не было лицензии, патента, заработок был случайным, мелким, едва хватало на хлеб, на сыр, но и тут его засекли, наехал рэкет, отобрали инструмент, поставили на счетчик… Полгода он Жил у тещи в Москве, боясь подойти к телефону, чтобы охотники за должком не узнали его голос… Нет-нет, в одиночку даже Акуле сегодня в мутном рыночном море не прожить. Нужна стая… Волчья… Шакалья. Нужна команда… Один в поле не воин. Но, попав в книжный арбатский мир, он понял, что команды здесь тоже нет. Каждый за себя. Объединяла на время для защиты собственной шкуры лишь беда…
То ли под влиянием выпитого пива, то ли астральных сил, но близнецы братья Брыкины, родившиеся с интервалом в шестнадцать минут, впервые в жизни разделились во мнении. Брыкин-старший сказал:
— Надо записаться на прием к главе управы Головлеву. Он мужик самостоятельный и может Моисейкина приструнить.
Брыкин-младший, услышав эти слова, чуть не поперхнулся от приступа смеха и поспешил вынуть свои запорожские усы из пивной кружки. Отдышавшись, он добродушно, но веско проговорил:
— Ты че, совсем не ориентируешься на местности? Прикинь! Моисейкин хоть и шестерка, а человек из его команды. Торговля наша уличная для него — чепуха. Команда нужна для других дел. У него через полгода перевыборы… Первейшая задача — усидеть в кресле… Он, если приспичит, и тебя, и меня в жертву отдаст, чтобы сделать ход конем… Надо посоветоваться с Сюсявым. Пригласите его попить пивка. Я угощу..»
Сюсявый выпил кружку немецкого черного, но от второй отказался, зато слопал на халяву три порции сосисок по-гамбургски.
— Это — судьба! — сказал он, отряхивая допотопного фасона брюки, едва доходившие ему до щиколоток. Манера одеваться в старье, экономить на малости, ходить во всем неброском, заношенном едва не до дыр осталась у него с бомжевых времен. И при всем при этом он умудрился оставаться аккуратистом, брюки были наглажены, со стрелками, застиранная рубаха накрахмалена, воротничок сиял белизной.
