12
В то время как в пивной у «Советского писателя» шли пересуды книжных дельцов, а Ося допивал коньяк с благородными колдунами, в кабинете директора издательства Арсения Ларионова шло расширенное заседание анклава акционеров. Пригласили и патриотически настроенных авторов журнала «Честное слово», который был почти на издыхании, тираж ссохся до тысячи экземпляров. Назрел, назрел момент, когда надо было доказать, что патриоты-писатели в стане славянофилов есть. Заодно надо было доказать Москомимуществу, что собравшаяся под знаменами «Совписа» когорта акционеров не зря кормится арендой и дивиденды идут впрок отечественной литературе.
— Братья! — сказал поэт-широкоформатник Валентин Сорокин, — надо поднимать русских писателей. Мне нравится идея Великого литературного крестового похода. Да, надо клеймить позором нуворишей, разворовавших страну, надо клеймить агентов США и Израиля в эшелонах власти и олигархов. Купцов прекрасный поэт и прекрасный выдумщик. Он талантливый организатор. Он даже больше политик, чем поэт. Но он продался евреям! Вроде бы, с одной стороны, он ярый патриот и защитник отечества, но, с другой стороны, посмотрите, кого именно он поднимает защищать отечество… Киндермана… Уткинсона… Пингвинова…
— Он поднимает всех! — воскликнул в приливе правдолюбивых чувств критик Примаков. — Разве у него есть возможность выбора? Разве клич его не предназначен для всех ушей? Разве он виноват, что евреи оказались… темпераментнее?
— Темперамент здесь ни при чем! — тоскливо вскричал прозаик Курощипов. — Какой к черту у Веллера темперамент… Да он засыпает на ходу. И у Севеллы вечно заспанный вид. Дело не в темпераменте… Их раскручивают! Издатели им платят сумасшедшие авансы. Они могут не думать о завтрашнем дне. А я второй год сижу на манной каше… У меня астения. На манной каше завянет любой темперамент!
— Это неправда, я тоже сижу на овсянке, — взъярился поэт Понедельников. — Но я творю, я всех мерзавцев выведу на чистую воду, я распетрушу Путина с его «Единством»…
— Тише, тише, братья, не будем спорить из-за мелочей, — сказал примирительным тоном Валентин Сорокин. — Может, я и перегибаю в своих оценках, но факт, что Купцов перехватил у нас инициативу. Это мы, истинно русские писатели, славянофилы, должны были написать роман «Рыжий бес» и «Семья». Мы должны стать арьергардом авангарда. Старые формы уже не работают. Мы должны изменить тактику и стратегию. Юмор и сатира — вот что должно стать нашим главным оружием! Мы слишком, слишком серьезны! И мне странно, почему Арсений Петрович, наш главный идеолог, давно не изменил приемов борьбы. Журнал «Честное слово» укачивающе амбициозен. Нужно оставить менторский тон. Неужели в нашем стане нет сатириков, нет юмористов, нет хохмачей?
— Я не могу позволить себе роскошь делать журнал скандальным, — мрачно пробурчал Арсений Ларионов, зло постукивая мундштуком папиросы о крышку письменного стола, заваленного пожелтевшими рукописями.
— А надо, Арсений, надо, — отчеканил, раздувая ноздри, поэт Понедельников. — Вы посмотрите, братья, сколько развелось юмористов в стане богемы… Севелла, эмигрировавший в Берлин, буквально завалил Россию романами. Он измывается над СССР. Теперь что ж… Теперь он стай храбрым… У этих новоявленных хохмачей хватает смелости топтать поверженную державу. Но они трусы. И Велдон трус! Они боятся писать о сегодняшнем дне! В этом их слабость. Я прочитал роман Севеллы «Моня-знаменосец». Признаться, я от него такого романа не ожидал. Это почти талантливо. Да. Я должен это признать. Он умеет смешить. И его семитомник придавил собой Москву. Он оккупировал все книжные лотки, вытеснил Личутина, Проханова, Бондаренко, Еременко… и даже такого мастера слова, как Гарий Немченко, совершенно забытого читателем.
— Понедельников прав, — встряхнул мочальными прямыми волосами прозаик Куковеров, известный в северных регионах деревенщик. В голосе его чувствовалась решимость гэкачеписта. — Мы уступили поле боя, уступили без единого выстрела, без единого укола пера арену сражений. А ведь и впрямь — что вытворяет этот эстонский еврейчик Веллер… Он уже наклепал десять томов. Его несет…
— Одиннадцать, — поправил глухим безликим голосом поэт Никифор Грач, одетый в мешковатую оранжевую итальянскую кофту. — А к осени, как заверил телеведущий Молчанов, выйдет его двенадцатитомник.
— Ну вот! Не успеваешь за ним и считать, — ревниво вздохнул Куковеров, лохматя загорелой, натруженной на даче рукой свою шикарную шевелюру. — Да, братья, он прочно захватил нишу смехача. Но он послабее Севеллы. Севелла мудрей, Севелла опасней. Но Веллер тоже прочно оккупировал все московские лотки.
— И не только московские, — сумрачно улыбнулся Никифор Грач.
— Не знаю, что и сказать, — натужно засмеялся Арсений Ларионов, скосив брови. — Я пробовал читать его роман «Самовар» про Кубу… Прекрасное снотворное. И предисловие отменное: как плохо ему и его дружкам жилось при социализме… Может, я склеротик, но я не припомню ни одного его рассказа, ни одной повести в отечественных журналах восьмидесятых. Да и сейчас его журналы не печатают… Он пекарь! Он индустриалист. Он работает под чей-то заказ. И, может быть, это государственный заказ.
Заказ Березовского: стремление убить в людях последние крохи ностальгии по коммунистическим временам, выбить почву из-под ног Зюганова…
— Ну как же, получишь ты хоть три копейки за романы, пусть хоть и юмористические, от нашего президента. Чхал он на писателей из обоих станов, — прохрустел ломким баском главный редактор журнала «Казаки» Заболотов-Затуманов. — Мы летом обращались с предложением к президенту В. В. учредить премию его имени. Но получили отказ. Ельцин на аналогичное предложение вообще не ответил. А Бабу высмеивать СССР ни к чему. Он с трупами не воюет. У него достаточно живых врагов.
— И все же не скажите, у Веллера есть славные вещицы, — пробудился от сна прозаик Любомудров. — Врагов недооценивать нельзя. «Похождения майора Звягина» бойкий романчик. Народ его принял. Продается с лотков по пятьдесят рублей. Я лично справлялся у барыг. Веллер с ними дружит. Захаживает на развалы. Раздаривает автографы, приручает народ. Вот ведь дипломат, а мы тут сидим за дубовой дверью, гоняем пивко. Вот народ и забыл про нас..
— Это лишнее подтверждение того, что враг не дремлет, враг умен, враг умеет смешить, враг работает с массами, враг охмуряет народец байками, — проговорил продымленным голосом певец Нечерноземья Куковеров, мстительно сузив зрачки над лиловыми провалами глазниц. — Враг прекрасно владеет оружием слова, а брат Валентин Сорокин предлагает нам искать новые авангардные формы. У сатиры и юмора новых форм нет. Когда талантливо — старые формы прекрасно работают. Мольер со своими формами и построениями не устарел. Не устарел Лопе де Вега. Не устарел Аристофан. Не устарел Рабле… А мы, — обвел он покрасневшими от возбуждения глазами собравшихся, — что мы можем противопоставить? Стихи о шепоте трав? Повести об угорах и крутиках?.. К черту лиризм. Надо, как говорил Маяковский, грызть чиновников и выплевывать пуговицы! Надо создавать сатирой общественное мнение. Веллер трус, да. И Севелла трус. Они навалились на поверженный Советский Союз. Шакал не боится дохлого льва! Но они пишут! О Веллере на первом канале TV идут передача за передачей. Он корчит из себя народного трибуна, знатока Древнего Рима… Эдакого доморощенного Цицерона. Одна его фраза чего стоит: «Иногда разрушать — это значит созидать, расчищать площадку для нового строительства…»
— А этот афоризмик чего стоит, — прокукарекал Никифор Грач: — «Чтобы построить новый Рим, надо разрушить старый…» Я согласен. Он трус. Пусть попробует написать романчик про Лужкова. Осенью он, говорят, уходит на федеральный округ… и уводит всю свою команду, оставляя в наследство Шанцеву не показавших себя бюрократов и префектов. Вот бы романчик написать. Роман-предвиденье… Ведь какой пропадает типаж! Я так и вижу Юрия Михайловича в римской тоге на заседании сената. Он опоздал родиться на тысячу лет. У него и облик не современного человека. Кепка ему не к лицу, а вот трезубец в руке — в самый раз.
— Какой он к черту римлянин, — зашипел, дрожа от негодования, Заболотов-Затуманов, — грозился восстановить Колизей. Тоже мне строитель… Итальянская мафия тоже построила половину домов в Риме на
