Пятьдесят тысяч восставших суданцев выступили против сирийских эмиров. Африканцы были разбиты, их квартал разграблен, предан огню и снесен до основания: лишь нескольким уцелевшим удалось вернуться в родной Судан.
Пока Саладин праздновал успешное подавление первого столь крупного восстания, франки Леванта начали агитацию всего христианского населения Запада; они пытались объяснить европейцам, что ключи от латинского королевства отныне находились в цитадели Каира. Мягко говоря, их доводы не вызвали прилива воодушевления. Поскольку Запад отнюдь не стремился помочь своим собратьям, обосновавшимся в Леванте, Амори принял решение начать совместное выступление, пока Саладин не успел упрочить свою власть. Тем временем греки решились вступить в бой: они выслали флот, опытную пехоту и денежную помощь в Палестину. Амори собрал войска в Аскалоне и 16 октября 1169 г. приказал дать сигнал к выступлению. Пехота пошла по берегу реки, ее поддерживал и снабжал провизией константинопольский флот. Он же перевез ее через приток Нила, что дало ей возможность добраться до цели пути – Дамьетты. Корабли приблизились к городу, франки после завоевания хотели превратить его в крепость, обосновавшись в которой, надеялись постепенно захватить дельту, находящуюся под контролем каирских турков и курдов.
Согласованность действий греков и латинян оставляла желать лучшего. Слишком сложная политическая подоплека отнюдь не способствовала налаживанию отношений между союзниками. Грекам, рассчитывавшим на короткий поход, катастрофически не хватало денег и продовольствия. Это отразилось на их боевом духе. Франки же, привыкшие к длительным экспедициям в Египте, не желали делиться провизией. В то время Саладин не осмеливался оставить столицу, боясь, что не сможет вновь туда вернуться: «Если я сам отправлюсь в Дамьетту, Каир во время моего отсутствия восстанет и позади меня вспыхнут мятежи, а передо мной будут стоять франки»
Чтобы лучше понять то недоверие, которое жители востока испытывали к заключенному союзу между Византийской империей и Латино-Иерусалимским королевством, приведем рассказ одного из местных христиан Северной Сирии об этой странной кампании: «В это время (т. е. в 1181 г.) король Иерусалима попросил у греческого императора, его союзника, войска, чтобы выступить на Египет, тот отправил их по морю. Когда греки прибыли в Египет, они, по своему обычному коварству, замыслили обмануть короля и самим завладеть этой землей. Несколько человек успели вовремя уведомить его об их намерениях. Египтяне снова пообещали ему заплатить золотом, как они уже делали раньше; они дали ему заложника в знак того, что будут присылать золото каждый год. Король взял с собой заложника и вернулся в Иерусалим; греки же терпели нужду и, когда настала зима, многие из них погибли из-за бурь; лишь некоторые вернулись обратно в свою страну»
Столкнувшись с христианским вторжением, Саладин обратился к своему повелителю Нуреддину. Когда франки и греки ушли, он выступил от имени халифа, прося Нуреддина отозвать армию, состоящую из турок и туркменов. В ожидании их ухода, сопряженного с определенными сложностями, визирь опустошил свою казну, чтобы перетянуть на свою сторону этих воинов. Его государь не приветствовал самостоятельности Саладина; больше всего его раздражала просьба об отводе войск, набранных ценой больших затрат. Поведение визиря все менее и менее соответствовало тому, чего ожидали от наместника мелика мусульманской Сирии. Самым серьезным упреком стал тот факт, что в Египте призыв к молитве по- прежнему совершался от имени фатимидского халифа. Чего же ждал Саладин, его наместник в Египте, желавший положить конец расколу и объединить ислам под властью Аббасидов, правящих в Багдаде? Почему он не спешил начать
Дабы задобрить Саладина и попытаться добиться от него повиновения, властитель Сирии отправил к нему отца, всю семью и друзей. Визирь принял их всех, в честь одного устроил праздник, другого осыпал подарками, но не отклонился от установленной политической линии. В письмах, которые он отправлял своему повелителю, говорилось о его полной покорности, но в них же он ссылался на общественные интересы, чтобы отсрочить любые изменения в молитве, и на опасность возникновения восстания, чтобы оттянуть открытие второго фронта против франков.
Разумеется, Саладин не был противником военных действий в Палестине, но он понимал, что совместно организованное выступление могло свести его лицом к лицу с верховным повелителем, чего ему совершенно не хотелось. Поэтому, воспользовавшись длительным пребыванием Нуреддина в Мосуле, он начал действовать: осадил небольшую крепость Дарон (Аль-Дарун), захватил и разграбил нижний город Газы, провел совместную операцию, напав с суши и моря на франкскую крепость Айлу (Эйлат) в заливе Акаба. Захватив этот порт, до сегодняшнего дня остающийся предметом споров, он закрыл франкам выход к Красному морю. Результаты этой победы были значительны как в плане торговых отношений (так была обеспечена безопасность пути с Востока в Средиземноморье, конечным пунктом которого была Александрия), так и в плане религии (святые места Ислама были защищены, а паломники из Египта и Магриба освобождались от пошлины за проезд, которую должны были платить на пропускных пунктах франков). После того, как эти молниеносные походы увенчались успехом, Саладин поспешил вернуться в столицу (4 февраля 1171 г.).
Проблема с призывом к молитве была еще не решена; Нуреддин, не слушая более никаких доводов, приводимых наместником, повторил приказ в категорической форме. Старый правитель был еще достаточно силен, ибо немного позднее его наместник решил подчиниться его воле, что было нетрудно, так как халиф Адади был тяжело болен. Визирь собрал совет, который принял решение свергнуть фатимидский халифат. Этому делу посвятил себя один иноземец, перс, недавно прибывший в Египет: 10 сентября 1171 г. он поднялся на
В то время как официальные гонцы скакали к Дамаску и Багдаду, чтобы сообщить хорошие новости суннитскому исламскому миру, Саладин прибирал к рукам все имущество халифа, в том числе его казну и драгоценности. Необходимо уточнить, что военная аристократия, которая окончательно завладела землями Египта, была крайне отсталой по сравнению с египетской цивилизацией. Курдский князь расхитил библиотеки из дворцов халифа: восемь партий книг были отправлены караванами верблюдов в Дамаск, остальное, т. е. более ста тысяч рукописей, были разобраны и проданы тем, кто предлагал более высокую цену. По цивилизации был нанесен еще один сильнейший удар, схожий с пожаром Александрийской библиотеки!
Удовлетворившись достигнутыми результатами в деле восстановления единства Сунны, Нуреддин стал добиваться согласованности действий своих войск в Египте и Сирии, задачей которых было наступление на палестинских баронов. Первой целью врага была крепость Керак, которая затрудняла или делала невозможным установление связей между Сирией и Египтом, она также являлась серьезным препятствием, стоящим на пути паломников, священной дороге исламского мира. Саладин выступил в поход и осадил Шаубак (Монреаль), а в это время Нуреддин подходил к Кераку (октябрь 1171 г.). От земли Моаб (или Идумеи, территории к югу от Мертвого моря) эти две крупные христианские крепости отделяли самое большее два дня пути. Саладин уже почти овладел Шаубаком – его жители попросили десятидневной передышки, чтобы подумать, – как вдруг его армия снялась с места и вернулась в дельту. Предлогом стал тот факт, что его отец, которому он поручил управление Египтом, вот-вот мог быть свергнут из-за неизбежно надвигающегося мятежа. На самом же деле окружение Саладина оказывало на него сильное давление, обращая внимание на то, что в случае победы между Египтом и его номинальным правителем больше не будет существовать никакой преграды. Маски были сброшены, и Нуреддин решил сам взяться за дела Египта. Саладин, забеспокоившись, созвал совет: но ни один из эмиров не стал вмешиваться в это дело – они не хотели поспешным выбором ставить под удар всю свою будущую карьеру. Лишь один молодой
