лежит на противоположном берегу в солнечных лучах. Через маскировочные заграждения из веток и листвы к востоку от дороги мы разглядываем город в бинокли. Затем настолько быстро, насколько позволяет разъезженная и разбитая выстрелами дорога, — к морю. Наша артшлерия справа и сзади — 21- сантиметровые орудия — стреляет уже полчаса. Мы видим сшьный дым от попадания в Ленинграде, а также вспышки отвечающей тяжелой батареи в Кронштадте. Черные фонтаны земли ударяют за нами и справа рядом с нами. Русские, однако, отвечают с задержкой. Русские самолеты. Один разведчик через несколько минут неподалеку от нас сбивает зенитки с расстояния приблизительно 8000 метров, длинная огненная струя, но без дыма, он входит в штопор и ударяется о землю…
Вдоль берега, снова за маскировочной стеной, едем мимо маленьких замков на Петергоф. Великолепный царский дворец с каскадами у обращенного к морю паркового фасада выгорел. Стоят только наружные стены. Обратно к морю, вид на Ленинград и Карелию. Все еще оживленный артиллерийский огонь. Теперь мы находимся так же близко к Ленинграду, как Целлендорф и Штеглитц[163] к центру Берлина. Здесь можно увидеть сгоревшие ленинградские трамваи. Хейзинг страшно радуется, когда, запустив в сторону Ленинграда один за другим пропагандистские воздушные шары Зункеля, видит, как они сбрасывают листовки и те снежными хлопьями медленно опускаются на город.
В полдень едем через красивый лесной ландшафт к Нарве. Немецкий центр с высокими темно- коричневыми крышами: у реки крепость Германнфесте, самый дальний немецкий форпост орденских рыцарей на северо-востоке. Напротив невероятно тяжеловесный Ивангород, грозная азиатская крепость: замкнутый большой прямоугольный каменный комплекс с несколькими едва выглядывающими из-за стен круглыми башнями… Ужасно сумрачное сооружение, открыто противопоставленное ясному облику башни немецкой крепости, которая стоит по оси дороги, ведущей с востока, и видна уже с расстояния в 20 км. Здесь начинается Германия — в этом нет никакого сомнения — и здесь, на другой стороне реки, начинается Азия. Над крепостями изумительное солнечное небо с мощными купами облаков.
Через Ярву на Сака, к лагерю отряда ОТ «Балтойл»… В Эстонии имеется пять миллиардов тонн нефтяных сланцев, то есть миллиард тонн нефти. Сегодняшняя добыча — 160 000 тонн в год, скоро она должна достичь 500 000 тонн; дальнейшая цель — 2 миллиона тонн в год. Месторождение по качеству сравнимо с бакинским, хотя переработка дороже, но не больше, чем гидрирными установками в Германии.
29 сентября с утра едем в нефтяной район. Сначала на большой завод в Котла-Ярве. Огромное строительство с многочисленными сооружениями, на первый взгляд сравнимо по объему со строительством бункеров для подводных лодок на Атлантическом валу…
После обеда дальше — на Котла-Ярве…»
Зункель дал мне копию переведенного его отделом пропаганды дневника, который был найден в Брянском котле у убитого русского комиссара. Я привожу здесь выдержки из этого потрясающего документа.[164]
В 7 утра я выезжаю пассажирским поездом № 3 из Улан-Удэ в Москву… На вокзал меня провожают Надежда, Петров, Ильин и Косырев. Мое ощущение: надолго, возможно навсегда, я расстаюсь с семьей и моими любимыми, дорогими друзьями.
Был в Наркомате, читал приказ, я получил звание майора государственной безопасности…
Я нервничаю. Нет резины для автомашины, нет бензина. Не вся команда в сборе. В 17 часов мы выезжаем из Москвы в Тулу…
Мы прибыли в наш пункт назначения в деревне Вышковичи, недалеко от города Брянска. Расквартировались в сельскохозяйственном техникуме.
Я начал работу, аппарат вступил в дело. Противник предпринимает налеты на город Брянск. Стучат пулеметы и зенитки. Немецкие самолеты безнаказанно улетают назад. Наших маленьких ястребков пока не видно.
Во время посещения линии фронта я купался в реке Десна и наблюдал бомбардировку наших передовых линий немецкой авиацией. Бомбардировка длилась около двух часов и была сильной. Самолеты пикировали четыре раза во время налета и все удалялись безнаказанными.
Армия — это совсем не то, что мы привыкли представлять себе в тылу. Колоссальные недостатки. Наступление наших армий терпит поражение…
Мы допрашиваем рыжего немца, оборванного парня, завшивленного, на редкость тупого…
Положение с кадрами исключительно тяжелое; вся, почти вся армия состоит из людей с оккупированных немцами территорий. Они стремятся домой. Бездействие на фронте, сидение в окопах деморализуют красноармейцев. Есть случаи пьянства со стороны командно-политического состава. Люди иногда не возвращаются из разведки обратно. Со стороны противника слабый огонь из минометов. Он капитально укрепляет передовые позиции.
Вчера, 29.9, командующий армией вызвал меня на командный пункт. Это был исключительно интересный разговор о политико-моральном состоянии войск и наших мероприятиях. Ночью я ехал обратно в свою землянку, без света в ужасной темноте. Дважды чуть не перевернулся на своей «эмке». Я приехал очень расстроенный, дела идут плохо. Знает ли Москва о действительном положении на фронте? По дороге через колхозные поля можно видеть много собранного в снопы и скирды или вообще не собранного хлеба. Сколько добра пропадает! Становится страшно. Красноармейцы собирают зерно для лошадей, копают картошку для кухни и заготавливают дрова.
Встал рано. Из Москвы прибыли подполковник госбезопасности Тутушкин и подполковник госбезопасности и начальник особого отдела фронта Вегма. Аппарат получил хороший «толчок». Затем все разъехались по дивизиям, в том числе и два моих заместителя. В дивизиях положение неважное, как с нашим аппаратом, так и с командным политсоставом. Они плохо работают. Хороший урок для нас — катастрофа с 42 красноармейцами из 258 стр. дивизии и такая же ситуация с 18 бойцами из 217 стр. дивизии. Это позор, что мы проспали, и расследование происшествий не дало требуемых результатов. Вывод: положение в 50-й армии не слишком хорошее. Почти целиком она составлена из людей, живших на занятой противником территории. Необходимы конкретные действия по нашей линии и по линии командного политсостава. У многих военных руководителей и у части нашего аппарата продолжаются мирные настроения. Это усиливается тем обстоятельством, что армия почти два месяца находится в обороне и видит только артиллерийскую, минометную и пулеметную стрельбу — и то только периодическую
