держаться. Ибо те уже прознали, что Святослав со Свенельдом из-за красивой ключницы поругались. Ну и языки же у людей! Вот и решают теперь, кто для них важнее: признанный воевода или мальчишка, которому драться охота и какой на любого готов кинуться. Ольге все эти споры улаживать пришлось, и она заставила Свенельда и Святослава едва ли не рядом на пиру в гриднице сесть, сама сидела как на иголках — вдруг опять заругаются? Но вытерпели оба, даже руки пожали при расставании. Надолго ли лад между ними? Ох, скорее бы Малфрида появилась, пусть повлияет на обоих. Свенельд с ней считается, да и Святослав сызмальства почитал чародейку.
Обуреваемая этими мыслями, Ольга позже обычного легла почивать, а потом долго ворочалась на широкой кровати. В последнее время ее все чаще мучила бессонница, вот и переворачивалась беспрестанно на перинах, хотя уже ночь глубокая настала, в тереме все затихло…
Но именно в этой тиши Ольга и почувствовала рядом чье-то присутствие. Приподнялась, озираться стала. Зубы вдруг застучали, не то от страха, не то от холода. Но холодно и впрямь было неимоверно. Откуда такая стужа в травне месяце? А вон же и резные фигурки на изголовье ложа княгини будто инеем покрылись, пальцы зябнут при касании. Позвать бы кого, пусть принесут жаровню с углями, но отчего-то голоса подать не могла. И тихо так вокруг было. Ольге казалось, что в обступившей ее тишине можно различить дыхание всех постояльцев и челядинцев ее терема от повалуш до погребов. Ни тебе скрипа половиц, ни оклика часовых на стенах города, будто весь мир заснул.
И тут совсем рядом прозвучал негромкий голос:
— Если все равно не спишь, давай поговорим, раз уж звала.
Княгиня резко села, нервно сжала переброшенную на грудь косу. Произнесла как можно спокойнее:
— Ты, что ли, напугать меня задумала, Малфрида?
— Зачем напугать? Просто утихомирила всех, чтобы не мешали. Раньше я приходить не хотела. Шумно у тебя тут, еще и священник этот огинался… чтобы его кикимора грызла, лешие щекотали.
И вспыхнул огонек свечи — без стука кресала об огниво, а словно свеча сама собой загорелась.
Потом они сидели и разговаривали. Княгиня в пушистой длинной шали поверх рубахи и Малфрида в расшитой оберегами на предплечьях рубахе и домотканой, крашенной в темно-алый цвет запашной юбке. Обе простоволосые. Но княгиня-то у себя была, а Малфриде просто так хотелось. И теперь ее темные густые волосы, слегка взлохмаченные и пышные, ниспадали по ее плечам и спине, придавая облику чародейки нечто дикое, своевольное. Но она и была дикой и своевольной. Ольга ее хорошо знала и давно дивилась, как это чародейка столько лет прожила с мужем. Хотя Малк Любечанин был человеком покладистым и мягким и понимал, на ком женат. Ни с кем иным строптивая ведьма и не ужилась бы. Но если ранее, когда Ольга о муже ее спрашивала, Малфрида обычно нежной лицом становилась, то теперь только посмотрела недобро, даже в глазах ее темных отсвет желтоватый колдовской мелькнул.
— Знать его больше не хочу. Изменил он мне.
Ольга едва не прыснула. Вон оно как. Неужто приголубил какую иную прославленный лекарь Малк? Ну что ж, бывает. Но Малфрида сказала иное: не в сопернице речь. Соперница — это что? Иное предательство Малк совершил — он саму веру в чародейство отринул, сойдясь с христианами.
— Что-то много их развелось на Руси, — сокрушенно говорила ведьма. — В Любече их скит появился, хотя местный посадник гоняет христиан. Вон в Киеве я побыла, так даже в многолюдье Подола, в толпе почуяла их. Сюда приехала, и тут священник расхаживает. Вот и пришлось проникнуть к тебе с темнотой.
— И холодом, — добавила Ольга, согревая дыханием озябшие пальцы. — Это ты наколдовала, что ли?
И так как Малфрида не ответила, добавила:
— Ты священника Григория не опасайся. Он человек мирный и против моей воли пойти не осмелится.
— Да гони ты его! — подалась вперед ведьма. — Зачем тебе эти христиане?
— Григорий мне нужен. Толмачом будет, когда в Царьград поеду.
И она стала рассказывать о своих планах.
— Великое дело ты затеяла, княгиня пресветлая, — произнесла наконец ведьма. — Но я-то тебе зачем?
— Со мной поедешь, — не терпящим возражений тоном молвила Ольга. — Мне с тобой спокойнее будет в пути.
Малфрида негромко засмеялась.
— К христианам проклятым меня думаешь везти? Ох, как мне это не по нраву!
— Я тебя в свиту свою зову. А это честь. Самые именитые и нарочитые женщины меня сопровождать будут. И ты тоже. Поедешь ли?
— Сама же дала понять, что это твой приказ. Да и раз я нужна тебе — поеду.
— А поворожить мне сможешь? — Княгиня взяла Малфриду за руку. Правда, тут же отстранилась — до того рука ведьмы показалась холодной. И зачем напустила эту стужу? Вечно ее причуды. Но с такой, как Малфрида, подобное надо терпеть. — Ты мужу моему Игорю предрекла удачу в походе. Теперь я хочу, чтобы и мне поворожила.
Ведьма не отказала. Хотя и предупредила: не любит она ворожить. Будущее изменчиво, его и проследовать можно, и поменять. Да и не к добру ворожба, неладное она несет, когда в грядущее кто подсмотреть хочет.
Она всегда это Ольге говорила, но та лишь отмахнулась: сколько ранее гадала ей на будущее ведьма, и всегда с толком, всегда Ольге это помогало. Поэтому и сейчас ждала, что Малфрида скажет. Та смотрела на огонек свечи, пока тот не заметался, будто от сильного ветра, то угасал почти, то вновь вспыхивал, а по бревенчатым стенам плясали темные тени. Ольга заметила, как шевелятся губы ведьмы, как скользят по воздуху ее пальцы, словно сплетая некий невидимый узор. Жутковато княгине сделалось, особенно когда темные глаза чародейки стали желтеть, зрачок сузился, как у хищной птицы, волосы вокруг лица
