Джордж кивнул.
— А сколько тебе тогда было?
— Двенадцать.
— У тебя есть братья или сестры?
— Нет.
— А что с тобой случилось дальше?
— Хм, попробуем вспомнить… Я доучился в школе, потом пошел в армию, а потом решил там остаться и стать военным.
— Ты не хотел пойти во флот, как твой отец?
— Нет. Мне казалось, что в армии гораздо лучше.
— А на самом деле?
— Пожалуй, да. Но не всегда. А потом мой дядя Джордж, у которого не было своих сыновей, попросил меня разделить с ним управление семейным бизнесом.
— А что это был за бизнес?
— Шерстопрядильный комбинат в Вест-Райдинге, в Йоркшире.
— И ты поехал туда?
— Да. Счел это своим долгом.
— Но ты не хотел ехать?
— Нет, не хотел.
— И что случилось потом?
Взгляд у Джорджа был по-прежнему отсутствующий.
— Ничего особенного. Я прожил в Брэддерфорде пять лет, как было изначально условлено, а потом продал мою долю и вышел из дела.
— А твой дядя Джордж не обиделся?
— Конечно, удовольствия это ему не доставило.
— А что ты сделал дальше?
— На деньги от продажи я купил
— И написал книгу…
— Да, конечно. Написал книгу.
— И это было само главное.
— Почему вдруг?
— Это же творчество! Оно идет из самой души. Писательский талант — это дар божий. Мне вот ничего подобного не дано.
— Мне, похоже, тоже не дано, — сказал Джордж, — вот почему мистер Рутленд шлет мне многочисленные послания, в том числе через тебя.
— Ты не собираешься писать еще книги?
— Поверь мне, написал бы, если бы мог. Уже было начал, но получалось из рук вон плохо, так что я порвал написанное и устроил погребальный костер. Я был обескуражен — это еще мягко говоря. Пообещал старику, что попытаюсь еще раз, надо только поднакопить новых идей. Попросил год, но, конечно, ничего не написал. Недавно мне сказали, что это творческий кризис, иными словами, этакий писательский запор.
— А о чем ты хотел написать?
— О путешествии по Эгейскому морю — я совершил его прежде чем приплыть сюда.
— И в чем оказалась загвоздка?
— Рассказ получался ужасно нудный. Путешествие было супер, но в моем пересказе оно выходило примерно таким же захватывающим, как автобусная экскурсия в Лидс под дождем в ноябре. И вообще, таких книг написана уже целая куча.
— Наверняка причина не в этом. Уж конечно, ты смог бы описать все под другим углом, найти новый подход. Разве не так работает писатель?
— Именно так. — Он улыбнулся. — А ты не такая простушка, какой кажешься на первый взгляд.
— У тебя чудовищный способ говорить комплименты.
— Знаю. Я испорченный и желчный. Ну, что там с личными местоимениями?
Селина снова заглянула в книгу.
— После двойного «л» нужно произносить «я».
Он ответил не сразу, но лицо у него напряглось, словно она включила лампу и направила свет ему в глаза. Затем Джордж ответил вполне спокойно:
— Женат я не был. Но однажды был помолвлен.
Селина подождала, и он, видимо ободренный ее молчанием, продолжил.
— Это случилось, когда я жил в Брэддерфорде. Ее родители были местные: очень богатая семья, добрые, сами выбились в люди. Настоящая соль земли. Отец ездил на «бентли», мать на «ягуаре», а у Дженни был охотничий гунтер десяти футов в холке и специальный фургон для перевозки лошадей. Они ездили в Сент-Мориц кататься на лыжах и в Форментор на летние каникулы, а еще на музыкальный фестиваль в Лидс, потому что так было принято в их кругу.
— Не пойму, жесток ты или добр.
— Я и сам не пойму.
— Почему же она порвала с тобой?
— Не она. Я порвал с ней. За две недели до самой роскошной свадьбы, когда-либо случавшейся в Брэддерфорде. Несколько месяцев я не мог пробиться к Дженни: вокруг всегда были подружки невесты, поставщики, повара, фотографы, прибывали свадебные подарки… Бог мой, сколько было подарков! И я вдруг почувствовал, что нас как будто разделяет стена и мне до нее не достучаться. А потом понял, что ей не мешает эта стена, что она ее даже не замечает… и пускай я не страдаю избытком самоуважения, мне не хотелось растерять то, что от него осталось.
— Ты сказал ей, что свадьба отменяется?
— Да. Я пришел к ней домой. Все сказал Дженни и ее родителям. Разговор происходил в комнате, полной подарков, среди ящиков и коробок, оберточной бумаги, серебряных подсвечников, салатниц, чайных сервизов и сотен подставок для тостов. Это было мерзко. Непростительно. — Джордж передернул плечами. — Я чувствовал себя убийцей.
Селина подумала о новой квартире, коврах и ситцах, белом платье и церковной церемонии, и мистере Артурстоуне в роли посаженного отца. Паника, которую она ощутила при этой мысли, была сродни ночному кошмару. Словно ты заблудился во сне и понимаешь, что тебе не выбраться. Знаешь, что где-то повернул не в ту сторону и впереди тебя ждет неминуемая катастрофа — крутые обрывы и другие бесчисленные безымянные страхи. Ей захотелось вскочить на ноги и бежать, спасаться от того, к чему она сама себя приговорила.
— Это тогда ты уехал из Брэддерфорда?
— Не смотри на меня так испуганно. Нет, не тогда. Мне пришлось остаться там еще на два года. Я стал
Селина начала:
Джордж кинул на нее короткий взгляд, но в его темных глазах не было злости — одна только боль. Потом положил загорелую ладонь поверх открытой страницы учебника и мягко произнес:
