— Это похоже на игру в вопросы и ответы. Потому что Элиот, девочка моя дорогая и любимая, по уши в долгах. На гараж этот первоначально деньги дал Эрнест Пэдлоу, на него ушла уйма денег, и уже год как гараж последовательно прогорает. Один Господь знает, чем помогли бы Элиоту пятьдесят фунтов — капля в море, как решил бы всякий, но, может быть, он нуждался в наличности, чтобы заплатить по счету или поставить на лошадь на скачках, или еще зачем-нибудь… Не знаю. Между нами говоря, я не думаю, что он должен заниматься собственным бизнесом. Ему больше подходит работать под чьим-то началом и получать регулярное жалованье. Возможно, в какой-нибудь вечерок, сидя с ним в Боскарве за стаканчиком, ты попробуешь убедить его в этом.
— Сарказм тебе не к лицу.
— Знаю. Но Элиот раздражает меня. И всегда раздражал.
Я смутно почувствовала необходимость заступиться за Элиота, как-то оправдать его.
— Вообще-то, он думает, что Боскарва и все, что находится в ней, уже как бы его. Может быть, он не считал это кражей.
— Когда они там поняли, что вещи пропали?
— На днях. Видишь ли, бюро это принадлежало моей маме. Теперь оно мое. Потому-то мы и принялись его искать.
— К несчастью для Элиота.
— Да.
— Наверное, Элиот заявил, что это я взял мебель.
— Да, — понуро призналась я.
— И что сказал Гренвил?
— Сказал, что ты в жизни не мог бы этого сделать.
— И произошла очередная крупная ссора.
— Да.
Джосс глубоко вздохнул. Мы помолчали. Огонь в камине угасал, и в комнате опять стало холодно. Я встала, чтобы подбросить в камин еще одно полено, но Джосс остановил меня.
— Пусть будет как есть, — сказал он.
Я удивленно вскинула на него глаза. Он допил виски, поставил на пол возле постели пустой стакан и, откинув одеяло, стал осторожно подниматься.
— Джосс, тебе нельзя…
Я бросилась к нему, но он отстранил меня и медленно, с превеликой осмотрительностью, встал на ноги. Встав, он победно улыбнулся мне. Странное и причудливое зрелище являл он собой: в синяках, избитый, забинтованный, в мятых джинсах.
— Ну, труба зовет, — сказал он.
— Джосс, что ты собираешься делать?
— Если ты найдешь мне рубашку и ботинки, я оденусь. А потом мы спустимся вниз, сядем в машину и покатим в Боскарву.
— Но ты не можешь сесть за руль в таком состоянии!
— Я могу делать все, что хочу делать, — сказал он, и это прозвучало убедительно. — А теперь разыщи мою одежду и прекрати спорить. — Он не разрешил мне даже взять автомобильчик Молли: — Оставим его здесь, ничего с ним не будет, а утром кто-нибудь его заберет.
Его грузовичок стоял в закоулке за углом. Мы сели, он включил двигатель и, развернувшись, выехал на дорогу, следуя моим указаниям, так как самому поворачиваться и смотреть ему было трудно. Мы проехали по городу, по улицам, ставшим мне родными, выехали на развилку, и оттуда дорога пошла вверх на холм.
Я сидела, глядя прямо перед собой, крепко сцепив руки на коленях. Я знала, что нам необходимо выяснить еще кое-что, и сделать это сейчас, до того, как приедем в Боскарву.
Ни с того ни с сего, радостно и словно в полном восторге от жизни, Джосс вдруг запел:
— Джосс…
— Ну, что теперь?
— Осталась еще одна вещь.
Он как будто изумился:
— Надеюсь, не новый скелет в шкафу?
— Не смейся.
— Прости. Так в чем дело?
Я проглотила странный комок в горле.
— Это касается Софии.
— И при чем же тут она?
— Гренвил дал мне ключ от мастерской, чтобы я могла пойти туда и выбрать себе картину, чтобы взять ее в Лондон, и я обнаружила там портрет Софии. Настоящий портрет анфас. А Элиот пришел туда за мной и тоже увидел портрет.
Последовало долгое молчание. Я покосилась на Джосса, но профиль его был как каменный, а внимание целиком и полностью поглощено дорогой.
— Ясно, — сказал он наконец.
— Она вылитая ты, вернее, ты вылитый она.
— Ничего удивительного. Она моя бабка.
— Да, я и подумала, что, видимо, это так.
— Стало быть, портрет находился в мастерской?
— Так… так вот почему ты очутился в Порткеррисе, да?
— Да. Такова была договоренность между моим отцом и Гренвилом. Гренвил снабдил меня половиной денег на магазин.
— Твой отец…
— Ты его знаешь. Тристрам Нолан Гарднер. Владелец антикварной лавки на Нью-Кингс-роуд. Ты купила у него пару кресел с овальными спинками. Помнишь?
— И он понял из моего чека, что я Ребекка Бейлис.
— Верно. И хитроумно выведал у тебя, что ты внучка Гренвила Бейлиса. Вот так. И узнал, что в понедельник ты собираешься на поезде в Корнуолл. Понятно?
— И он позвонил тебе и велел встретить поезд?
— Верно.
— Но почему?
— Потому что чувствовал, что это касается и его. Потому что понял, что ты одинока и растеряна. Потому что хотел, чтобы я приглядел за тобой.
— И все-таки я не понимаю…
— Знаешь что? — вдруг сказал Джосс. — Я очень тебя люблю.
— За мою тупость?
— Нет, за твою чудесную наивность. София была не только натурщицей Гренвила, но также и его любовницей. Отец мой родился в самом начале их романа, задолго до того, как на свет появилась твоя мама. В конце концов София вышла замуж за старого друга детства, но больше детей у нее так и не было.
— Значит, Тристрам?..
— Тристрам — сын Гренвила. А Гренвил — мой дедушка. И я собираюсь жениться на моей кузине со стороны отца.
