поехали, но кто же из помещиков их отпустит? А выкупить себя и семью могут единицы. Кое-кто вообще говорит о пагубности колонии и дурном примере, который она подает подданным. Мол, простые поселяне начинают говорить между собой о царящей здесь воле.
Супруги понимающе переглянулись.
– Но это же ужас! – произнесла Виктория.
– Если кое-кто – не страшно, – в противовес ей покачал головой Николай. – Новое всегда встречает сопротивление. Вполне возможно, сам факт того, что здесь изначально указом Государя отменена любая форма личной зависимости, как раз и должно привести к постепенной отмене крепостного права на родине. Наш край служит для проверки новых идей по форме государственного устройства. Получится здесь процветание – и точно такую же модель примет вся страна. Надо расценивать происходящее здесь с этой точки зрения и потому работать не покладая рук.
Услышанное заставило взглянуть на полковника с другой точки зрения. Может, действительно нужен не переворот, а долгая и кропотливая работа на благо общества? Только где взять терпения, когда хочется всего и сразу?
– В общем, сам скоро увидишь, как у нас и что, – подвел итог старший Муравьев. – Извини. Долго отдыхать с дороги не получится. Служба и есть служба.
– Я понимаю. Готов приступить сразу же, – с готовностью отозвался подпоручик.
Супруги вновь тихонько рассмеялись. Даже стало завидно царящему в доме миру и согласию.
– Ну, сразу не надо. Прежде хоть баньку принять, дорожную пыль смыть. Хоть немного дух перевести. А вечером я тебя с господами офицерами познакомлю. С местным обществом – придется чуть позже. Когда у нас ближайший бал? – уточнил у жены Николай.
– Через два дня. У младшей дочери дона Алонса Карла Себастьяна именины, – немедленно ответила супруга.
– Вот и отлично. Сразу и познакомишься, если не со всеми, то с большинством приличных людей. Из тех, кто в данный момент находится в городе. Как понимаешь, многие трудятся в своих имениях. Хозяйство пригляда требует.
– Да! – запоздало вспомнил Андрей, обращаясь к Виктории. – Я ведь вам письмо от брата привез.
– Как он там? – живо спросила женщина, принимая большой конверт.
– Отлично! Службой доволен. И как иначе? Кавалергард. Один из лучших гвардейских полков! Может, скоро поручика получит.
Но Виктории явно не терпелось прежде прочитать послание.
Сколько они уже не виделись с братом? Семь лет? Давно подрос, возмужал…
Братишка…
Тизенгаузен вертел головой по сторонам. Все-то ему было интересно, все хотелось понять, запомнить. Ученый человек, что с него возьмешь? И не молод, пятый десяток разменял, а порою ведет себя, словно пятнадцатилетний юноша. Гансу приходилось постоянно следить за хозяином, а то вдруг тот в любопытстве своем не натворил бы чего-нибудь – элементарно не врезался лбом в дерево, а то и споткнулся на ровном месте. Порою герр Тизенгаузен становился весьма рассеянным.
Можно было легко понять профессора, отнюдь не богатого, из захудалого германского княжества. Он и мечтать не мог когда-либо применить накопленные немалые знания, да еще где – на гигантском континенте, где ученый – редкость. Как, скажем, редкость индеец посреди Европы. Их и здесь, на улицах Сан-Антонио, было сравнительно мало. В основном те, кто уже отчасти вкусил благ цивилизации и вписался в нее. В виде слуг, работников, а то и вовсе непонятно кого – при оружии и в неком подобии формы.
Зато хватало негров. Тизенгаузен уже прекрасно был осведомлен в причинах этого наплыва. Бывшие рабы бежали из соседнего государства на русскую территорию поодиночке и семьями. Бежали туда, где, согласно указу Императора Александра, не было не только рабовладения, но и крепостного права – в любых его проявлениях. Хотя таковое все еще процветало в метрополии – по доходившей до профессора информации. Сам он в России никогда не бывал, однако охотно откликнулся на предложение поменять подданство и отправиться в заморские края огромной и великой державы. Благо, как многие немцы, он немного знал русский язык – или думал, что знает. Хотя на судне, где он плыл, жители России его почему-то не понимали или понимали с таким трудом, что приходилось повторять им каждое предложение вновь и вновь, да еще подкреплять его жестами.
В Сан-Антонио Тизенгаузен первоначально не собирался. Но что делать, раз Наместник выехал из столицы сюда буквально накануне приезда профессора, а больше никто не желает всерьез рассмотреть предложение прибывшего ученого мужа? Вот и пришлось ехать в главный город Тешаса.
Но пока ученый не пожалел о неожиданной поездке. Во-первых, сам путь до Рио-Гранде показался ему весьма поучительным. С научной точки зрения в том числе. Здешние пейзажи, образ жизни поселенцев старых и поселенцев новых, обилие наемных работников на ранчо и асиендах, в общем, впечатлений было море. Впору садиться и писать книгу «Быт и нравы Русской Америки». Только для серьезной книги материала пока маловато, а задерживаться здесь в планы пока не входило.
Злые языки, проще говоря завистники, могли говорить про профессора все, что взбредет в голову. На деле Тизенгаузен всегда являлся человеком основательным. Если уж описывал какой-нибудь факт, то обязательно проверял его по самым разным источникам и, лишь убеждаясь в подлинности, важно говорил сокровенное: «Дас ист факт!» – и приподнимал руку, будто давая клятву в том.
Если что складывалось сейчас в голове, то были лишь самые предварительные наброски. До рождения серьезного труда было столько, что пока о нем не думалось. Гораздо важнее было набрать материал, причем не столько о нравах и быте, это не уйдет, сколько непосредственно связанный со специальностью. Но тут без решения самого высокого начальства – никак. Или же надо искать человека, который профинансирует грядущие исследования.
Где же такого найти? Не объявления же в газете подавать! Нет, с государством иметь дело надежнее. Про Наместника говорили лестно едва не все, кто с ним встречался, и потому понятны причины для оптимизма профессора.
Граф разместился в губернаторском дворце. По различным делам ему доводилось довольно часто посещать Тешас, и наверняка сам губернатор уже не знал, кто же хозяин в солидном доме – он или Наместник? Другой, очевидно, гость. Но – кто?
Пока пришлось довольствоваться гостиницей. Как бы ни казался рассеян Тизенгаузен, он отметил – город явно рос, тут и там виднелись строящиеся дома, а уж народу здесь собралось! Едва удалось найти свободный номер. Если бы не Ганс, еще непонятно, что было бы. Однако слуга отличался проворством, практичностью, и за ним было ощущение, словно за каменной стеной.
К Наместнику профессор собирался лишь завтра, пока же можно было осмотреть город, постараться понять, чем дышат его обитатели, заодно узнать местные цены и еще многое, многое другое.
С соседями познакомиться, просто отдохнуть, в конце концов, после долгой дороги. Тряска, пыль, жара…
Интересно, другая погода здесь бывает? Такое впечатление, что нет. С самого прибытия на берега Нового Света солнце греет землю, будто решило установить вечное лето. И где знаменитые ветра, якобы пронизывающие насквозь?
Утром приемная Наместника была наполнена самым разным народом. Тут были армейские офицеры в своей темно-зеленой форме, казаки в синих чекменях, чиновники в мундирах различных ведомств, множество неслуживого народа в разных костюмах. Даже, судя по широкоскулому лицу и узким глазам, какой-то индеец, почему-то в казачьем мундире при сабле.
Люди стояли, сидели, ждали, когда же их пригласят на аудиенцию. По делам важным, пустячным, просто засвидетельствовать почтение.
Обычная картина в зале у любого крупного вельможи.
Тизенгаузен не обольщался на свой счет: здесь наверняка присутствовали люди более знатные или же занимающие высокое положение в служебной иерархии. Оставалось настроиться на долгое ожидание – вещь тоже довольно привычную для человека, не обремененного чинами и стремящегося лишь к знаниям.
