– Боюсь… – честно признался Лешка.
– Фу, трус!
Он провел руками по ее волосам.
– …Боюсь, что заставит меня жениться на тебе. Танька прищурилась.
– А ты – против?
– Нет, но теперь он мой непосредственный начальник При этих словах Казарин посмотрел на купол собора за окном и смешно пожал плечами: он явно до конца еще не верил такому повороту в своей судьбе. Затем Лешка поднялся, подошел к фотографии их класса, стоящей на столе, зачем-то взял ее в руки и сказал:
– Знаешь, есть такая притча про грешника, который вдруг почувствовал стыд за свои поступки. Тогда пришел он к мудрецу и говорит: «Что мне делать, чтобы заслужить прощение?» А мудрец и отвечает: «Возьми доску и за каждый свой плохой поступок забивай в нее гвоздь. Сделаешь хороший поступок – вытаскивай гвоздь. И вот когда не останется ни одного гвоздя – считай, что совесть твоя чиста». Прошло много лет. Приходит счастливый грешник к мудрецу и гордо протягивает доску без гвоздей. Мудрец взял ее, посмотрел на свет и грустно улыбнулся.
– Ну и что? – не поняла Танька. – Исправился грешник?
– Исправился, – кивнул Лешка. – Только дырки остались.
Танька отвернулась к стене.
– Ты прости его, – тихо сказала она. – Мне ведь он сделал намного больнее…
Лешка сделал шаг к окну и холодно бросил:
– Думаешь?
Повисла пауза. Таня еще немного помолчала и вдруг, сладко потянувшись, произнесла:
– Ну и ладно. Было и прошло. Кстати, не давай ему на себя кричать.
Алексей удивленно обернулся.
– С чего ты взяла, что он на меня кричит? Это он тебе сказал?
Таня поняла, что проболталась.
– Ничего он мне не сказал. Просто вчера… ну, когда ты ему докладывал про Панина, я зашла в приемную. А дверь была не заперта. Я и… услышала, как он на тебя кричал.
Алексей сел на кровать.
– А что ты еще слышала?
– Да ничего! Ничего такого…
Казарин сделал вид, что готов приступить к пыткам.
– А ну, давай, говори, разведчица! Татьяна с визгом нырнула под одеяло.
– Ну, – донесся оттуда голос Шапилиной, – про то, что ты предлагал опросить обслугу, чтобы выяснить, что же пропало в панинском кабинете.
Казарин всплеснул руками.
– Да ладно, чего такого? – искренне удивилась Танька, вновь высунув голову. Она быстро сбросила одеяло, вскочила и начала одеваться. – Я тут, между прочим, для тебя кое-что выяснила.
Лешке оставалось только вновь всплеснуть руками.
– Что?!
– По дороге расскажу… '
Когда они вышли из подъезда, уже вечерело. С наступлением темноты Кремль, как и вся Москва, должен был стать невидимым для самолетов противника. Нельзя было зажигать свет, если он мог проникнуть на улицу. Поэтому большинство окон, даже Первого корпуса, были завешаны одеялами. Когда Таня и Алексей проходили мимо Царь-колокола, со стороны Тайниц-кого сада появилась машина с маскировочной сеткой на фарах.
– Давно они это придумали? – спросил Лешка. Татьяна пожала плечами.
– Ты знаешь, не обращала внимания.
– Может, ты наконец скажешь, куда мы идем? Татьяна на ходу хитро посмотрела на Казарина.
– Знаешь, кто еще несколько дней назад работал секретарем у Панина? – спросила она, когда они свернули за угол Четырнадцатого корпуса.
– Кто?
– Вера Чугунова.
Лешка присвистнул от удивления.
– Не смотри ты на меня такими круглыми глазами, – рассмеялась Шапилина. – Ты мне напоминаешь Замурованного монаха.
Она подхватила Лешку под руку и потащила дальше.
– Так вот, она говорит, что в шкафу стояло старинное пресс-папье.
