другими словами его рассказ. Местом обитания «баранца» – «разом растения, животного и рыбы», свидетельствующего о «бесконечном могуществе» Творца, «коему по силам любое чудо», – Постелл называет берега «Гирканикского» (Каспийского) моря 3* . В отличие от Герберштейна, который с трудом соглашается поверить в существование растительного барашка, Постелл не высказывает ни малейшего сомнения в том, что он существует: для него это странное создание, как и все прочие чудеса природы, – очередное доказательство всемогущества Божия. Люди эпохи Возрождения, которые, вслед за Аристотелем, размышляли о границах природных царств, проявляли интерес к зоофитам – растениям-животным. Неудивительно, что после Герберштейна множество авторов уделяло особенное внимание тому «растению-животному», которое они называли «скифским» или «татарским» ягненком.
Нашлись и те, кто оценивал миф о баранце критически. В 1698 году шотландский естествоиспытатель Ханс Слоун публикует в «Философских трудах» статью, где объясняет, что сведения о «баранце» – просто мистификация; на Ямайке растут особые папоротники, покрытые черно- желтым пухом, «которым искусный мастер может придать вид ягненка, ибо корни у них походят на тело, а стволы на ноги сего животного»
В 1743 году Роберт Джеймс посвятил «Скифскому барашку» (Agnus Scylliicus) статью в «Медицинском словаре». Здесь он сначала ссылается на многочисленных авторов, распространявших мифическую историю о растительном барашке, а затем приводит толкования Слоуна и Кемпфера. Абсурдность этой легенды была настолько очевидна, что Дидро, принимавший участие в переводе «Медицинского словаря» Джеймса, не преминул использовать ее как пример «суеверия», с которым необходимо бороться. В статье «Agnus Scythicus», написанной для Энциклопедии, он сопровождает это разоблачение комментарием, так сказать, методологического характера. Дидро размышляет о сущности «суеверий и предрассудков» и противопоставляет «средневековью» современную науку. При этом он упускает из виду два обстоятельства: во-первых, мысль людей эпохи Возрождения работала и развивалась внутри теологической системы координат, а во-вторых, «растение-животное» служило им точкой отсчета для размышлений о проблемах теоретического характера, а именно о границах разных царств природы, – проблемах, о которых (разумеется, в менее простодушной манере) охотно рассуждал сам Дидро! Постелл, описывая «баранца», говорит о перетекании одной стихии в другую: «баранец», «растение, животное и рыба разом», соединяет в себе три «духа»: «растительный, витальный и животный». Блез де Вижинер в связи с «баранцом» (а также пальмами) сочиняет вдохновленное Плинием рассуждение о сходстве между существами, принадлежащими к разным царствам природы 7* . Амбруаз Паре также упоминает о зоофитах в связи с существами «промежуточными».
Для Постелла скифский барашек был «чудом», доказывающим «бесконечную мощь Господа». Клод Дюре, посвятивший последнюю главу своей книги о чудесах природы «скифским или татарским Борамецам, истинным зоофитам, или живорослям», с первых же строк объявляет растительного ягненка самым изумительным чудом, какое когда-либо было сотворено Господом 8* . Лоран Сурий в свидетельствах «многих особ именитых и влиятельных» касательно «преудивительного семени» – живоросли казанских татар – видит доказательство могущества Господа, коего мы обязаны превозносить и прославлять в молитвах и делах наших и для коего нет ничего невозможного 9* . Сходным образом и для Дю Бартаса баранец – одно из многочисленных проявлений Божьего всемогущества: в своей «Второй неделе» он прославляет «чудесное мановение божьей десницы», вследствие которого является на свет растительный барашек 10* . Возникновение мифа не объяснить и ссылками на слепое доверие авторитетным именам. Наши эрудиты не просто копируют друг друга. Они вступают между собой в спор; так, Скалигер просит Кардано объяснить ему, как могут родиться из одного ствола четыре ноги со ступнями; Кардано склоняется к мысли, что баранца в природе не существует и что он – плод чистого вымысла, однако в то же самое время допускает, что «жирная и плотная» почва Татарии способна породить растение, у которого есть «мясо» 11* .
Как же все-таки возник этот миф? Что стояло у его истоков – растение или животное? И в какой момент появилось выражение «скифский ягненок», или «скифский барашек»? Судя по всему, первым употребил латинское выражение «agnus Scythae» Дейзинг в 1660 году 12* . Прежде авторы, писавшие на эту тему, употребляли слова «баромец» или «боромец» – искаженное русское «баранец», причем обозначали эти слова не барашка, а папоротник Lycopodium Selago 13*. Еще одна странность: Слоун говорит о папоротниках, растущих на Ямайке, миф же неизменно называет «баранца» феноменом скифским или русско-татарским.
Прежде чем попытаться ответить на все эти вопросы, отметим, что после Герберщтейна и до Дидро миф о «баранце» фигурировал в сочинениях огромного множества авторов; среди них Конрад Геснер 14*, Постелл, Скалигер, Кардано, Барберино 15* , Сурий, Виженер, Брейдбах 16* , Джамбатиста делла Порта 17* , Либавий 18* , Дю Бартас, Дюре, Альдрованди 19* , Маржерет 20* , Лшдетий 21* , А.Колен 22* , Френсис Бэкон 23* , Дж.Паркинсон 24* , Ниремберг 25* , Т.Реподо 26* , гравер Матье Мериан 27* , Кирхер 28* , Олай Вормий 29* , Олеарий 30* , Дейзинг 31* , Карлейль 32* , Коллинс 33* , Рейтенфельс 34* , Стрюйс 35* , сочинитель заметки в «Газете ученых» от 21 июля 1681 года, Фюретьер в своем «Словаре» (1690), И.Цан 36* , сочинители «Европейских исторических путешествий» 37* , Слоун, Никола Лемери
