доходы панны графини любезный сосед подсчитал до медной копейки. – Жених тебе надобен, не бабьему короткому уму такое наследство править! Жениха присматривать самое времечко! Там, глядишь, сговор, помолвка, контрактик брачный для верности, – он улыбнулся, словно кот над крынкой сметаны. – Три- четыре года минуют – уж и свадьба. Только с женихом не промахнись, чтоб не вертопрах какой, а юноша серьезный, – пан Владзимеж с намеком покосился на своего Тимиша, со всей серьезность погруженного в тарелку. – А то найдется какой – соловьем разольется, наговорит слов красивых, а как до дела дойдет, так толку с него и нету. А иной, может, говорить и не мастер… – все настоятельней поглядывая на сына, бубнил пан Владзимеж.
…Зато пышки как уписывает – загляденье! – мысленно закончила за него Татьяна, уныло разглядывая столь настоятельно рекомендуемого жениха. Вот этого-то она и боялась!
– Я еще слишком молода, чтобы думать о замужестве, – тихо промолвила она. – Батюшка не одобрил бы…
– Что батюшка одобрил, а чего нет, того мы знать не можем. Помер батюшка-граф, царство ему небесное, – зло перебила экономка. – Слыхал, пан сосед, панна графиня замуж идти не хочет! Замужем оно хлопотно, а она еще барышня молодая, хочет по балам блистать, для чего из самого Санкт-Петербурга модный туалет выписан, хотя полная гардеробная нарядных платий висят-пылятся, хоть девкам горничным раздавай!
Татьяна растерянно поглядела на Оксану Тарасовну. За весь прошедший год она так и не смогла привыкнуть к такой несправедливости. И ведь вроде всю правду пани экономка говорит, да забывает добавить, что старые Татьянины платья сгодятся не дворовым девкам, а разве их дочкам: шились-то два года назад, когда самой Татьяне было лишь десять! Хоть и заказывала их мама? у лучших петербургских портных, да только теперь все жмут в плечах и неприлично открывают щиколотки. А за последний год у нее было лишь два траурных платья – шерстяное на зиму да шелковое на лето! Петербургский туалет к балу в день снятия траура ей достался потому, что панна экономка до смерти боится: как бы кто не сказал, что она плохо заботится о своей подопечной. И не в дурной молве дело, а в отцовском завещании, где все же сказано насчет «действий бесчестных, несовместимых с родовой честью и благом малолетней графини Татьяны», за каковые пани экономка может быть изгнана прочь. По мнению самой Татьяны, все действия пани экономки бесчестны, ибо сама она женщина злая и недостойная. Но разве ж кто из взрослых господ ее выслушает! Пани экономка умеет прикинуться доброй да ласковой.
На сегодняшнем балу все увидят Татьяну в дорогом петербургском туалете – и кто тогда поверит историям про дрова, про отосланных из поместья учителей, про отнятые кисти, краски да мольберт, перекочевавшие в комнату Марыси, да про книги, которые из отцовской библиотеки теперь приходится таскать тайком, потому как «денег стоят, нечего их трепать да пятна на страницах ставить»! Впрочем, разоблачения пани экономка не слишком и боится, знает: юная графиня не поступится гордостью и никому не расскажет о десятках унижений, что поджидают ее каждый день. И унижения продолжатся, ведь и воспитанницы не преминут расплатиться за то, что их бальные платья заказали всего лишь каменецким портным. Готовьтесь, любезная госпожа графиня, будут вам опять и дохлые пауки на постели, и булавки в туфлях, и соль в чае.
Все беды от противных девчонок! Из-за сих воспитанниц папа? и мама? полагали Оксану Тарасовну женщиной происхождения хоть и низкого, зато доброты и попечения о детях чрезвычайного, потому и назначили опекуншей для своей дочери. Только сама Татьяна никогда экономке не верила. Не из доброты та держала при себе четырех молодых девушек, а ради неких планов. Хотя, каковы эти планы, Татьяна догадаться не могла.
– …барышня состоятельная, от нового платья не разорится, – ворвался в ее размышления голос пана Владзимежа. – Привыкли уж видеть панночку вороной черной, поглядим ее павою!
«Курицей», – одними губами, но так, чтоб Татьяна видела, прошептала беловолосая Марыся.
– Однако мы вынуждены вас оставить, господа, – складывая салфетку, процедила экономка. – Вечерний бал требует немалых приготовлений. Панна графиня, извольте…
– А панна графиня-то вам зачем? – сыто откинувшись на стуле, полюбопытствовал пан Владзимеж. – Вы, пани Оксана, своими успехами в хозяйствовании хвастались, да вон еще помощницы у вас есть. Дело ли – приживалкам в гостиной прохлаждаться, пока госпожа на поварне парится?
Четыре воспитанницы дружно вспыхнули и поглядели на Татьяну с ненавистью. Молодая графиня насторожилась – никогда раньше любезный пан сосед не вставал на защиту ее господских прав. Не иначе как нужно ему что…
– Пусть панночка графиня по парку погуляет, а то бледненькая – глядеть страшно! Томашек мой ей компанию составит.
Ах вот зачем… О боже, этот пшют гороховый будет за ней по парку таскаться с нелепыми комплиментами, перенятыми у старших панов!
Редчайший случай – пани экономка совпала в желаниях со своей панночкой:
– Достойно ли юной девице, один на один с кавалером, да и дождик того гляди пойдет, – начала она, но пан Владзимеж ее резко перебил:
– Томашек мой обхождение знает, от него панночке никакого вреда, кроме пользы, быть не может! А что до погоды, так попал мне давеча журнал из самого Лондона, свежий совсем, всего два года тому как изданный! До чего, оказывается, англицкие лекари додумались? Пишут, не годится, как наши мамки- няньки, дитё в натопленной да закрытой комнате держать! От того, дескать, все хворобы и происходят! А потребен дитяте моцион в любую погоду, сиречь прогулки на свежем воздухе. Вот и идите, дети мои, погуляйте!
Татьяна обреченно встала. Никакого достойного повода отказаться на ум не пришло, а обидеть гостя пренебрежением – никак невозможно! Несовместно с честью дома.
Томашек торопливо дохлебал чай и тоже поднялся, печально оглядывая опустевший стол.
– Ежели желает пан Тимиш, на прогулку можем пойти через поварню, – стараясь не допустить в голосе ни тени сарказма, предложила Татьяна.
Паныч радостно вспыхнул, но батюшка поглядел на него многозначительно, и Томашек тут же скуксился, покачал головой и вычурным движением, видно, казавшимся ему самому необычайно галантным, подал Татьяне руку.
Глава 3
Жених на завтрак
– Быть может, все же зайдем на поварню? Окажите честь, пан Тимиш, снимите пробу с блюд, что кухарка к балу готовит! – сладко пропела Татьяна.
Ежели удастся оставить сие чучело среди кухаркиных разносолов, да еще бутылочку сладкой земляничной настойки присовокупить – от нежеланного кавалера она избавится.
Но паныч только жалостливо поглядел в сторону поварни, втянул носом исходящие оттуда упоительные запахи, решительно покачал головой и потащил Татьяну мимо кладовых, в запутанные переходы.
Татьяна слегка удивилась. Она была уверена, что паныч вел ее к черному, для кухонной прислуги ходу, чтоб тайком от грозного батюшки отвязаться от докучливой прогулки.
Затопотали шаги, и, пятная паркет грязью с дырявых сапог, старый Хаим Янкель поволок ящик с битой птицей. Таких кур и гусей, каких выращивал этот старик, не найдешь по всей Подольской губернии. Пани экономка, как всегда, велела старику привезти птицу – и, как всегда, не заплатит. Запутает в расчетах, в ценах на поставленное ему из поместья зерно, и старик вновь уйдет потерянный, сжимая в натруженной ладони вместо полновесного расчета поданный на бедность грошик. А пани экономка будет глядеть вслед облапошенному ею старому дурню довольно, как сожравшая мышь кошка, щуря болотной зелени глаза.
Только Татьяна порой сомневалась, так ли глуп сей старик. Уж слишком большим дурнем он слыл, а папа? иной раз рассказывал, кем на поверку могут оказаться такие вот чудаки да неудачники. Покойный
