суровый, жестокий мир, покорить который могли люди, еще более жестокие и сильные, чем он.
Средний австралиец не признает мистики, его трудно втянуть в политические споры. Сэр Роберт Мензис, правда, был выбран премьером, но в народе его называл и «Боб-сырье», потому что соотечественники не могли ему простить, что в самый канун войны с Японией он разрешил экспортировать из Австралии в эту империю железную руду, металлолом и другое стратегическое сырье. А когда в начале нашего столетия скончался Томас Бэнт, премьер-министр штата Виктория, в пивных Мельбурна вспоминали о нем с умилением: «Как хотите, но это был человек… Конечно, говорят, что он не отличался честностью, когда можно было ухватить порядочный куш; говорят, был не дурак выпить и бабник был отчаянный, но в остальном — парень чистый как слеза…»
Премьер-министр штата Новый Южный Уэльс сур Джон Робертсон, который немного шепелявил, захотел купить говорящего попугая. В зоомагазине был большой выбор, но шотландская совесть государственного мужа была ввергнута в смятение высокими ценами, поэтому выбор занял много времени.
— Школьно штоит эта птичка?
— Двадцать фунтов.
— Это шлишком дорого. А та?
— Эту я отдам за восемнадцать.
— А ражговаривает она хорошо?
— Еще бы! Если бы она говорила, как вы, господин премьер, я бы давно свернул ей шею…
В 1796 году в Сиднее был открыт первый в мире австралийский театр. Все роли исполняли каторжники. В прологе выступил карманник Джордж Баррингтон. Он поклонился зрителям и обратился к ним с речью в стихах:
Горькая ирония этих слов время от времени оставляет след в той красочной драме, которая называется историей Австралии. Трудно было искать у этих каторжников или даже их потомков элементов покорности но отношению к властям. Вместо этого иод Южным Крестом рождалось чувство общности и солидарности в борьбе против насилия. Кандальники вскрывали друг другу вены, чтобы выпить крови товарища во время посвящения в «орден Братства». Присяга была рифмованная, из восьми строф, и она начиналась словами:
Эти слова не были пустой фразой. Верность обязывала. Сохранились дневники Джозефа Холта, генерала ирландских повстанцев, в 1798 году сосланного в Австралию. Он рассказывает, как в 1800 году его привели на процедуру бичевания девятнадцати ирландцев, которые якобы готовили бунт заключенных. Кнутом пытались заставить их признаться, где спрятаны пики и другое оружие. «Следующий узник, которого били кнутом, — писал Холт, — был Падди Галвин, юноша лет двадцати. Его приговорили к тремстам ударам. Первую сотню юноша получил по спине — кнут сорвал все мясо с лопаток. Тогда лекарь приказал следующую сотню отвесить но ягодицам. Там мясо превратилось в такое месиво, что последняя сотня пришлась по икрам. За все время Галвин ни разу не застонал, не старался уклониться от ударов, хотя, впрочем, это было все равно невозможно. Его вновь спросили, где спрятаны пики. Галвин ответил, что не знает, но если бы и знал, то все равно не сказал. Он произнес: «Можете повесить меня, но вы никогда не услышите из моих уст такой музыки, от которой другим пришлось бы плясать на виселице…»
Так возникло типично австралийское определение «mate», нечто среднее между понятиями «друг» и «брат». «Я уверен, что социализм, истинный социализм, уничтожит тиранию и приведет к тому, что люди станут братьями», — писал в прошлом столетии Уильям Лейн.
Этот ирландец был необычайно интересной личностью. В Квинсленде благодаря его неиссякаемой энергии и организаторским способностям возникло профсоюзное движение; он первый начал издавать массовый рабочий журнал. Позднее Лейн увлекся идеями утопического социализма; с группой своих последователей он перебрался в Парагвай, где попытался основать колонию Новая Австралия на принципах утопического социализма. Эта попытка окончилась полным провалом.
В романе Уильяма Лейна «Рай человека труда» писатель выводит двух друзей — Билла и Джека, Они вместе скитаются, кочуют, вместе работают, но тут Билл приходит к мысли, что это еще не «mateship», не настоящее «братство»… По его убеждению, у друзей-братьев должно быть все общее, например деньги. Они складывают все своп заработки в одну кассу, в случае надобности один из них может взять столько, сколько ему нужно, не давая никаких объяснений, и каждый может пользоваться всем, если с одним из них случится беда…
Солидарность во время опасности была реакцией на насилие. Как заключенные, так и вольные поселенцы сталкивались в Австралии с неслыханным произволом властей. Один губернатор, известный своей честностью, писал, что в этой стране живут либо каторжники, либо те, кто должен ими быть.
Бывали случаи, когда поселенец, укравший часы, приговаривался к наказанию пятьюстами ударами кнутом, что практически означало верную смерть. Полковник Гейлс приказал как-то надеть на шею женщины колодку, утыканную гвоздями, и так водить ее по улицам Хобарта. Губернатор Дэви дал распоряжение избить кнутом свободного поселенца. Когда бедняга начал кричать, что губернатор не имеет на это права, того, очевидно, лишь позабавила такая наивность.
— Я все-таки попробую… — только и сказал он.
В другой раз врач, государственный служащий, приказал бить кнутом ремесленника, позволившего себе невиданную дерзость — потребовать платы за работу. Свидетелям, показания которых не нравились судье, освежали память, отмеривая в перерыве по сто ударов, прямо во дворе здания суда, после чего,