востоке. Вид его, неестественный, серебристо-матовый и голубоватый, по-прежнему смущает всех. Правее виднелась какая-то светло-коричневая полоска — или низкий мысочек — отмель или отдельный низменный островок.
Дорога сносна. В этот день удалось убить еще одного тюленя, за обедом ели два блюда: суп и котлеты. Пошли дальше около часа дня и шли до шести часов, пройдя километров пять. Вследствие густого тумана и дождя пришлось остановиться. Делать кровлю с тремя защищающими от ветра стенами теперь наловчились очень скоро; отсутствие палатки было неощутительно. С палаткой даже больше возни, да и тяжела она. К тому же погода стояла достаточно теплая. На снег теперь приходилось класть ряды лыж, на которые постилались куски брезента, служившего раньше «полками», защищающими каяки. Получалось очень недурное помещение с «массой воздуха и света», по выражению Альбанова. Когда в полдень он брал высоту солнца, то в предметную трубу секстана, заменяющую теперь бинокль, видел что-то очень похожее на две человеческие фигуры километрах в восьми. «Я не особенно стараюсь догнать беглецов. Если бы мы их догнали, то было бы два выбора: или покончить с ними судом «Линча», или простить преступников. Я склонен думать, что мои спутники настояли бы на первом. Простив же их, мы брали бы на себя большую обузу, так как нарта и некоторое нужное имущество уже брошено. Непонятно и бессмысленно мне кажется это бегство. Ведь я никого силой не держал, и желающие могли уйти не воровски, а поделив честно остатки нашего снаряжения. Но беглецы предпочли обокрасть нас, унести с собой наши частные вещи и нелепейшим образом забрать все документы и почту. Взяв с собой двухстволку и все дробовые патроны, они пульных патронов взяли только десять штук. Едва ли это достаточно, принимая во внимание возможность частых встреч с медведями. Но любопытно, куда они пойдут? Ни тот, ни другой не знают, где мы находимся, где мыс Флора и где Шпицберген».
18 июня предполагалось выйти из лагеря с вечера, но до двух часов ночи погода была очень туманная и дождливая. Вышли только в три часа и до семи часов утра успели сделать пять километров; В два часа дня снова тронулись в путь. Всюду по пути молодой лед с неглубоким снегом и невысокими редкими торосами. Итти было тепло. Альбанову на разведке приходилось раза по два возвращаться назад, прокладывая лыжами прямые пути к намеченной цели. Но его спутники заметно утомлялись. Такие сравнительно большие переходы им были трудны. Не раз он замечал, как спутники, думая, что, уйдя за торосы, Альбанов не видит их, останавливались, ложились у каяков и грелись на солнце с самым беззаботным видом. При виде больших полей они успокоились, полагая, что такая дорога вероятно будет до самого острова. Когда Альбанов убеждал их двигаться быстрее, они успокаивали его, говоря, что «торопиться некуда, успеем». Эта беззаботность угнетала вождя маленькой партии. Нужна была его настойчивость, чтоб двигаться быстрее, не упустить времени.
22 июня он отмечает: «Еще недавно спутники мои «скулили» и падали духом, уговаривая бросить нарты и итти налегке. Они даже не хотели замечать, что мы к острову все же подвинулись порядочно. Сегодня за день в два приема мы сделали не менее десяти или двенадцати километров. Остров так приблизился, что завтра к ночи мы надеемся добраться до него. Неужели возможно такое счастье? Погода сегодня дивная. Солнце печет, идем в одних вязаных рубашках и без шапок. Подтаивает и оседает снег, слышно, как сбегает на лед вода. Свет ослепителен, а над ледником даже сияние. Почти у всех болят глаза. С охотой не везет. Мало попадается чистых полыней, да и тюленей в них нет. Но в одном месте я спугнул гревшегося на льду моржа, а в другом месте, среди большого поля, — тюленя, вылезшего в лунку. Остановились на ночь, полные надежд на завтрашний день. Что-то будет?
Среда, 25 июня. Положение отвратительное. Сейчас утро. Стоим в ста метрах от отвесного обрыва ледника. Обрыв этот совершенно; вертикальный, тянется с запада на восток, насколько видит глаз. Он ровен, прям, как бы обрезан по линейке, голубовато-чистого цветам Выше, над обрывом, видна та «лунная» выпуклая поверхность, которая так долго смущала нас своим неестественным видом. Она очень полого спускается к западу и поднимается к югу горбом. Подошли мы к этому острову с запада, против низкого мыска, как и ожидали, еще третьего дня, т. е. 23 июня. Мысок этот не был покрыт ледником, это он представлялся нам в виде коричневой полоски на горизонте. Но вот начался отлив. Лед стало разводить. К довершению несчастья подул из-за мыска юго-западный ветер, который, постепенно крепчая скоро завыл, как бешеный. Если бы здесь были большие поля льда! то беда была бы не велика; утихнет ветер, сожмется лед, только из всего. Но нас окружал мелкобитый лед. Наибольшая льдина была метров восьми в диаметре. Через несколько минут картины нельзя! было узнать. Между нами, очутившимися на двух разных льдинах я расстоянии около километра друг от друга, и островом образовалась! полынья, которая увеличивалась ежеминутно. Лед быстро и ветром и сильным отливным течением несло на северо-восток. По свободной роде заходила крупная зыбь, которая крошила лед еще мельче и обдавала нас потоками воды. Пробовали мы было соединиться с помощью каяков и переплыть, если возможно, свободную воду, но оказалось, что об этом и думать не приходится. Каяки трепало, как щепки, заливало крутой волной и грозило ежеминутно прорвать обшивку мелкими льдинами, которые носились по волнам. Скоро мысок скрылся из вида. Громадная бурная полынья теперь простиралась с запада на восток, насколько видел глаз. За полыньёй возвышался неприступный берег ледника.
Делать нечего. Завернулись мы в парусину и завалились спать. Конечно, наша восьмиметровая нетолстая льдина могла переломиться, но мы против этого не могли ничего предпринять. К счастью, этого не случилось. К вечеру ветер затих, а к одиннадцати часам ночи лед приливом опять прижало к острову вплотную, но уже милях в восьми восточнее пологого мыска, по которому только и возможно было высадиться на остров. Четыре человека с другим каяком соединились с нами. Мы очутились как в мышеловке. Вокруг — мелкий лед вперемежку с «шугой», спасительного мыска даже не видно, а впереди отвесная стена в тридцать метров высотой, на которую не забралась бы и обезьяна. Сейчас мы получили по полкружке сухарей и запили их теплой водой. Осталось у нас на восемь человек два килограмма сухарей, двести граммов сухого бульона и меньше килограмма соли Это — вся наша провизия. Тюленей мы не видим уже несколько дней, медведей тоже давненько не видели. Нырки, правда, летают, но дробовка украдена, убить же нырка влет из винтовки — дело мудреное. Хотя мы и добились желанной цели, но, пожалуй, при нашем положении я предпочел бы быть в восьми милях от этого неприступного острова, в море, у хорошей полыньи, на которой выстает много тюленей. Да, теперь, пожалуй, и я начинаю падать духом. К довершению несчастья, я уже четвертый день чувствую сердечные припадки, и меня сильно «мутит».
На земле Аленсандры
Положение казалось безвыходным. Еще один сильный ветер — и лед отойдет от земли, раскрошится, а кучка людей почти без провизии будет быстро поглощена безжалостной стихией. Однако произошла благодетельная перемена. 26 июня Альбанов радостно занес в дневник: «Прочел сейчас написанное» 25 июня и вижу, в каком отчаянном положении мы были тогда, даже не подозревая, как легок выход. Сейчас мы сидим уже на острове, под нами не лед, с которого не сходили почти два года, а земля, камни и мох. Мы сыты до отвала, и двадцать семь больших, почти как гуси, жирных гаг висят на лыжах, ожидая очереди быть сваренными. Более двухсот крупных гагачьих яиц мы уже съели за два дня, но в ямке недалеко лежит их Целая груда, а охотники пошли за новыми гагами и за свежими яйцами. Но опишу подробнее, как произошла эта новая перемена в нашем положении».
Когда казалось, что истощенным людям остается только два выхода: или итти опять на запад к низкому мыску, от которого они были отброшены, по мелкобитому, зыбкому льду, во многих местах не выдерживающему тяжести человека, ежеминутно рискуя провалиться и потонуть, или же сидеть и ожидать голодной смерти, Альбанову пришла в голову мысль — осмотреть хорошенько обрывы ледника не найдется ли в этой ледяной стене какого-нибудь места, где можно забраться на ледник? Такое местечко, действительно, нашлось, и даже не очень далеко от стоянки.
Это была трещина, шириною до двух метров, идущая во всю вышину ледника и под острым углом к направлению его. Трещина была, по-видимому, старая. В течение, может быть, нескольких лет в нее намело снега, который заполнял ее. Вместе со стенами ледника снег образовал крутой желоб. Делая топором в этом снегу ступени и забивая в него для опоры гарпун, путникам удалось, наконец, забраться на желанный остров. Кое-как по этому желобу они втащили и нарты. Постепенно, с помощью веревок вещь за вещью на
