хищника — татарина встретил должный отпор со стороны христианского мира в лице украинского казака, который долгое время вел, можно сказать, один борьбу с врагом и удерживал его натиск на Польшу.
Политика социального и национально-религиоз-ного угнетения населения Украины встречала решительный отпор со стороны украинских крестьян, мещан, казаков. Борьба украинского народа против социального гнета проявилась в отказе от выполнения повинностей, поджоге панских имений, массовом бегстве на земли Южной Киевщины, Брацлав-щины и По до лии, а также в низовье Днепра.
Оседавшее в Поднепровье население — в основном это были украинцы, но сюда прибывали также белорусы, русские, поляки, литовцы — выступало против польских магнатов, католической церкви и боролось против татарских набегов.
Безлюдная степь, беззащитная граница, беспокойный враг наездник, православная вера, объединяющая усилия и придававшая борьбе возвышенный характер, отсутствие каких-либо систематических мероприятий со стороны Речи Посполитой для защиты степной границы — вот условия, благодаря которым зарождается и развивается казачество. Далеко не сразу казачество нашло свой центр и приняло организованный вид. Сначала это были бродячие, случайно собравшиеся ватаги, которые отваживались на преследование разрозненных отрядов татар в безлюдной степи. Боевая, наездническая жизнь не располагала к земледельческому труду, а богатая растительностью степь давала возможность заняться скотоводством, звероловством, рыболовством в низовьях Днепра, наконец, торговлей, так как там же проходил путь из Турции и вообще с побережья Черного моря в Московию и Польшу.
Таким образом, вошло в обыкновение среди пограничного украинского населения ходить в казаки. Этим обычаем пользовались и старосты сторожевых королевских замков, а также порубежные магнаты. Они сзывали к себе охотников показаковать, нередко становились сами во главе ватаги и ударяли на врага.
Еще в начале XVI столетия летописцы отметили таких предводителей и устроителей казачества: это были хмельницкий староста Ляндскоронский, черкасский и каневский староста Дашкевич и позднее
Дмитрий Вишневецкий. Средоточием казачества становятся Черкассы, древнейший город южной Руси, и Канев.
Предводители казачества поняли, какую пользу могут оказать казаки Польше и обращались к правительству с предложением дать казачеству постоянную организацию. Польский сейм одобрил эти начинания, проектировал сам устройство рыцарской школы за днепровскими порогами, но дальше разговоров дело не пошло. Тогда казаки позволили себе свободно переходить со службы польскому королю на службу к московскому царю и даже турецкому султану. С другой стороны, казаки затевали набеги на татар, даже в Турцию, когда польское правительство заключало с турками «вечный мир».
Панский гнет тем временем постепенно подвигался из внутренних областей на Украину. Религиозная рознь между католиками и православными обострялась. Обострялись национальные противоречия. В ответ на это украинцы все большими и большими массами уходили в казаки, рассыпались по степи, спускались к низовью Днепра и вели здесь кочевую, полу оседлую жизнь, беспрестанно воюя с татарами.
Кроме Запорожья, масса казаке® проживала в Киевской, Полтавской и Подольской губерниях.
В социальном отношении казачество не было однородным. Его верхушку составляла старшйна. Старшина была имущественным слоем, владела землей, использовала наемный труд и даже занималась ростовщичеством. Старшие казаки выбирались на должности, но они злоупотребляли своим влиянием и часто переизбирались. Из среды старшины выходило немало мелких и средних украинских шляхтичей. Подавляющая масса казаков не была занесена в особый список — реестр. Именно эта, незарегистрированная часть казаков, все время пополнявшаяся беглыми крестьянами и горожанами, составляла наиболее активную силу в борьбе против феодально-крепостнического гнета.
В условиях этой борьбы еще в начале XVI века на днепровских островах, расположенных ниже порогов, возникла Запорожская Сечь.
Запорожская Сечь несколько раз переменяла свое место после неудачной попытки Вишневецкого устроить ее на острове Хортице. Однако она всегда устраивалась пониже днепровских порогов. Сечь составляла центр, куда уходили люди, почему-либо вынужденные покинуть свои отцовские -«грунты».
Уже в конце XVI столетия и особенно в первой половине XVII века Сечь фактически не признавала власти Польши. На Сечь ориентировалось не только население Поднепровья, но и все слои и группы украинского общества, страдавшие от социального и религиозного гнета.
чСичь — маты, а Вылыкий Луг — батько,— говорили запорожцы,— там следует жить, там следует и умирать».
На Запорожье свободно мог приходить всякий, даже «бусурманин». Никто здесь ни у кого не спрашивал документов. Однако, вступив в товарищество, всякий давал обет воевать за христианскую веру. В этом отношении характерно обычное воззвание, с каким казаки обращались к народу, затевая поход против татар или турок: «Кто хочет за христианскую веру быть посаженным на кол,— взывали они,— кто хочет быть четвертован, колесован, кто готов принять всякие муки за святой крест, кто не боится смерти, приставай к нам!»
В товарищество поступали и холостые, и женатые, но никому под страхом смертной казни не дозволялось приводить женщин на Сечь. Таким образом соблюдалось полное целомудрие, за блуд жестоко наказывали палочными ударами. Воровство также преследовалось беспощадно: «За едино путо вешают на древе». Самое бесчеловечное насилие и разбой дозволялись на войне, но за нападение на мирные христианские поселения казнили смертной казнью.
Жили сечевые запорожцы в куренях, длинных казармах, выстроенных из дерева. -«Вот тоби и домовина»,— говорил куренной атаман новичку, отводя ему место в 3 аршина длины и 2 ширины. Каждый курень имел своего кашевара, и трапеза совершалась за общим столом. Пища была самая простая: соломаха, тетеря и щерба (ржаная мука, вода и рыба
в различных соединениях) — вот и все деликатесы их стола. Зато разного рода «пьяные напитки» выпивались в изрядном количестве, в особенности после удачных походов. Все внутренние распорядки покоились на общинном начале «товарищества». На общей раде, вече, каждый запорожец имел одинаковый голос.
Все важнейшие вопросы решались радой: она же выбирала начальников: кошевого атамана, полкового писаря, есаулов и т. д. Во всех случаях строго соблюдалось подчинение избранным лицам. Но избранные начальники действовали всегда на виду у товарищества и давали отчет по окончании своих полномочий.
С течением времени жизнь Запорожской Сечи развивалась, усложнялась и приняла некоторые черты правительственного механизма.
Речь Посполитая постоянно пыталась поставить казачество и Запорожскую Сечь под свой контроль. Турецкий султан требовал, чтобы польский король унял своих казаков. Но польский коронный гетман не был в состоянии сделать это.
Сигизмунду III (1578—1632) удалось стеснить казацкие вольности. Так как мещане и холопы продолжали уходить в казаки, то постановлено было завести особых урядников, которые наблюдали бы, чтобы не происходила спонтанная миграция населения в понизовье Днепра. Было отменено казацкое выборное начало: казаки должны были находиться под властью коронного гетмана, назначаемого королем, а коронный гетман назначает уже по своему усмотрению казацкую старшину. Все это можно было проделать с реестровыми казаками, но как было совладать с огромной массой непризнанного казачества, которая не признавала никаких распоряжений короля и отвечала на них восстаниями?
Тем временем гнет, политический, религиозный и социальный, на Украине постоянно усиливался. Происходило перерождение украинских дворян в польских магнатов и шляхтичей, народ же обращался в холопство.
Православное духовенство находилось в дезорганизованном состоянии. Король пользовался неограниченным правом раздавать епископии и монастыри.
Эти места расхватывали обыкновенно шляхтичи знатных фамилий, имея в виду одни материальные интересы. Иногда на одно и то же место оказывалось несколько претендентов, и они вступали между собой в открытый бой. Ничего нет странного, что такие епископы распоряжались церковным имуществом как своей собственностью, отдавали его в приданое за дочерьми и т. д. Интересы же православия и народа для них были делом последним. Польские магнаты и польские прелаты могли в своей католической ревности доходить до геркулесовых столбов. Так, луцкий староста Симаппсо приказывает брать «мыто» за вход в
