мощью дворянства, и королевская власть в определенный период вела политику безусловно дружественную по отношению к буржуазии. Однако, как известно, абсолютизм был только «кажущимся» посредником между дворянством и буржуазией. Абсолютизм активно стремился привлечь буржуазию на сторону дворянского государства, откалывая тем самым буржуазию от ее демократических союзников, отвлекая ее от борьбы против феодализма на путь приспособления к феодальному устройству общества.
Ришелье в своих размышлениях о политике разъяснял, что тот, кто вложил свои деньги в существующий политический режим, не станет содействовать его ниспровержению, поэтому и важно предоставлять буржуазии возможность выгодно вкладывать капиталы в должности и откупа. Это естественным образом превратит буржуазию в сторонников абсолютистского государства.
Чиновники составляли как бы аристократию по отношению к классу буржуазии. Конечно, в своем большинстве «люди мантии» сами вьппли из рядов' предпринимателей. Это обуславливало некоторое сотрудничество буржуа с госучреждениями. Также и в системе вооруженных полицейских сил абсолютизма в XVII в. городская буржуазия, поголовно получавшая оружие и организованная по городам в «буржуазную гвардию», занимала важное место; в критические минуты бунтов среди населения она, хотя подчас не без серьезных колебаний, в конце концов поддавалась призывам своих «старших братьев», магистратов и «лояльно» сражалась за существующий порядок против «мятежников», которые подрывали устои государства.
Однако истинной верной опорой абсолютизма являлось французское феодальное дворянство, за исключением отдельных его представителей. Если бы буржуазия встала на путь оппозиции, то она была бы вынуждена идти с одними лишь неорганизованными массами населения, и движение неминуемо приобрело бы демократический характер. Но для такой политики французской буржуазии в XVII в. еще не созрели '¦ объективные условия.
Благодаря этому «буржуазная гвардия» поддавалась обычно влиянию одворянившейся части буржуазии и поднимала оружие в защиту феодальноабсолютистского порядка, хотя это и противоречило ее истинным устремлениям к доминированию в обществе. Видимо, для буржуазии того времени еще было не .характерно в силу ряда причин стремление к захвату власти.
Это происходило в основном потому, что абсолютизм нуждался в буржуазии, в ее деньгах как для раздачи дворянам, так и для увеличения собственного политического могущества. В XVII в., как правило, армии были наемными, и реальная сила королевской
власти внутри Франции и за ее пределами зависела прежде всего от состояния финансов, т. е. сумм, собранных в виде налогов, а собрать со страны больше налогов можно было только при условии роста денежного обращения. Поэтому государству, задачей которого была защита собственного феодального устройства, приходилось самому же и подстегивать развитие буржуазии, покровительствовать торговле и промышленности.
Чем больше абсолютистское государство сотрудничало с буржуазными элементами, тем во все большем объеме удавалось стричь «зажиточных» в пользу фиска. Это вынуждало к тому, чтобы «зажиточные» не переводились. В создавшихся условиях происходит превращение мелкой буржуазии в среднюю. Средняя буржуазия затем превращается в крупную и т. д. В противном случае государству пришлось бы забирать все большую долю из совокупного прибавочного продукта сельскохозяйственных производителей, следовательно, отнимать часть доходов у самого же дворянского класса, хотя бы и для защиты его общих интересов. Перенесение абсолютизмом центра тяжести обложения на город и вместе с тем покровительство буржуазии отвечали в конечном счете интересам того же дворянства.
Разумеется, рост королевской власти ущемлял права и независимость каждого отдельного сеньора. Но собственные интересы заставляли их, несмотря на все частные конфликты и проявления недовольства, сплачиваться вокруг королевской власти. Это привело к тому, что XVII век явился веком консолидации французского дворянства.
Сословные интересы иногда перекрещивались и тогда отдельные обиженные вельможи возглавляли оппозиционные политические движения, направленные против правительства. Такое проявление антигосударственных устремлений происходило исключительно потому, что вельможи преследовали чисто личные цели (получение пенсий, губернаторских должностей, того или другого духовного сана и т. д.). Потом вельможи во имя тех же корыстных целей вступали во временный союз даже с движением народной, чаще всего плебейской, оппозиции.
В XVII столетии, при Людовике XIV, широкая феодальная оппозиция абсолютизму была немыслима. Методы, которыми отдельные аристократы отстаивали свои личные требования, были часто старомодно- феодальными (включительно до «объявления войны» королю или отъезда к другому государю), но цели, которые они при этом преследовали, не имели ничего общего с действительным ограничением королевской власти или новым раздроблением Франции. В политических конфликтах XVII в. проявлялось не стремление аристократии как цельной социальной группы изменить политический строй, а лишь стремление отдельных феодалов улучшить собственное положение при данном политическом строе.
Укрепление королевской власти было следствием того, что абсолютизм в XVII в. уже не противостоял феодальному сепаратизму как национальная сила. Феодальная, дворянская природа французской монархии, положение короля как главы и знамени всего класса дворянства в целом выступают именно при Людовике XIV более наглядно и ярко, чем когда бы то ни было. Угроза феодальной раздробленности, распада отошла в прошлое.
СКЛАДЫВАНИЕ ФРАНЦУЗСКОЙ НАЦИИ
Развитие французского капитализма привело к созданию предпосылок к постепенному формированию французской нации. Этот процесс начался в XV— XVI столетиях, однако его еще нельзя считать завершившимся и в XVII в.
Совместное проживание относительно этнически однородного населения привело к тому, что некоторые признаки нации как исторически сложившейся общности людей оформились еще в докапиталистический период. Так, общность территории была налицо во Франции задолго до появления каких-либо зачатков капитализма. Но такие признаки, как общность языка или общность психического склада, общность культуры, не могут считаться вполне сложившимися и характерными для жизни французов даже в XVII в. Французкий язык еще сохранял глубокие следы средневековой пестроты, разобщенности Севера и Юга;
по психическому складу и культуре гасконец, провансалец, бургундец, пикадиец, нормандец или овере-нец представляли собой различные типы; подчас они сами называли друг друга разными «народами» и «национальностями». Но языковая и культурная общность французов очень быстро прогрессировала как раз в течение XVII в., когда были проведены унификация и упорядочивание правописания и норм литературного языка. Основную роль в сплочении французской нации сыграл Париж. Столица выступала не только как общефранцузский культурный центр, но и служила местом, где сходились воедино нити всей экономической жизни.
Это происходило благодаря тому, что по-прежнему незрелым оставался такой важнейший признак нации, как общность экономической жизни. Франция XVII в. была перерезана внутренними таможенными границами. Отдельные провинции были экономически и административно обособлены друг от друга. В официальных государственных документах о той или иной провинции еще говорилось «страна» («земля»). И это было не одним только пережитком в области терминологии. Понятийный аппарат государственных чиновников допускал чрезмерную обособленность подчиненных земель, что не способствовало их соединению и централизации.
Кроме этого, внутренний рынок был слабо развит, и, естественно, буржуазия не могла играть роль силы, цементирующей формирующуюся нацию. Однако развитие экономической общности Франции значительно
продвинулось. Это не замедлило проявиться в попытке французской буржуазии выступить в роли ведущей силы нации и от лица нации на политической арене потребовать соответствующее место.
ЦАРСТВОВАНИЕ ЛЮДОВИКА XIV.
ФРОНДА И ЕЕ ПОСЛЕДСТВИЯ
Стабилизация феодально-абсолютистской системы в большой степени зависит от личности короля, формально возглавлявшего пирамиду власти. История показывает нам немало случаев, когда усевшиеся на престол правители не имели к делам управления государством никакого отношения. Так получилось во
