К примеру, проводимая Петром европеизация имела насильственный, спешный, малопродуманный, — и потому поверхностный характер, она прикрывала немецкими кАф-танами и париками старые московские слабости и пороки.
С другой стороны резкая и внезапная европеизация общественной верхушки оторвала эту последнюю от народной массы, разрушила то религиозно-моральное и общест-венно-бытовое единство народа, которое существовало в Московской Руси, сделало дворянство и чиновничество иностранцами в собственной стране.
Будучи поклонником законности, справедливости и правового порядка, Петр, однако, не проявлял достаточно выдержки и дисциплины, мало уважал личное достоинство окружающих, а иногда, отдаваясь припадкам раздражения и гнева, проявлял дикую и совершенно излишнюю жестокость, как в дни массовых казней московских стрельцов.
Отношение Петра к церкви и религии было двойственным. Вот как оценивает личную религиозность Петра Антон Карташев: «Хотя... в Петре немедленно обнаружился интерес к наукам реалистическим, иллюстрированным иностранным книгам, взятым из царской библиотеки, и страстное увлечение военными потешными играми, но в области его личной религиозности навсегда остался стиль традиционного церковного благочестия... В письме 1698 года к патриарху Адриану... Петр оправдывает свое вдохновение к морскому делу религиозным идеалом:
«Мы в Нидерландах, городе Амстердаме, благодатию Бо-жиею и Вашими молитвами при добром состоянии живы. И, последуя Божию слову, бывшему праотцу Адаму трудимся. Что чиним не от нужды, но доброго ради приобретения морского пути, дабы, искусясь совершенно, могли, возвратись, против врагов имени Иисуса Христа победителями и хри-стиян тамо будующих свободителями благодатию Его быть, все до последнего издыхания желать не престану».
Когда в 1721 году после торжественного молебна по случаю Ништадтского мира, венчавшого успехом его большую северную программу, Петру подносили титул императора он сказал: «Зело желаю, чтобы весь наш народ прямо узнал, что господь Бог прошедшей войной и заключением сего мира сделал. Надлежит Бога всею крепостью благодарить. Однакож, надеясь на мир, не надлежит забывать
0 воинском деле».
Бесспорно, Петру близок был утилитарный взгляд на роль религии в деле государственном, но последний не исключал в Петре глубокого и живого понимания религии.
Один из его заграничных учеников, молодой инженер п затем знаменитый историк В.Н.Татищев, заразившись за
1 раницей бурным рационализмом, развязно болтал, издеваясь над Библией и разными церковными непорядками. Петр вызвал его для личного выговора. При этом фигурировала и знаменитая дубинка.
Петр прикрикнул: «Как же ты осмеливаешься ослаблять такую струну, которая составляет гармонию всего тона? /1а ты же не с должным еще уважением касался до неких мест Святого Писания — чем уже ты, бездельник, преуспел соблазнить многих бывших с тобой в компании. Я тебя научу как должно почитать оное и не разрывать цепи все в устройстве содержащей».
И, ударив дубинкой, прибавил: «Не соблазняй верующих честных душ; не заводи вольнодумства, пагубного благоустройству. Не на тот конец старался я тебя выучить, чтобы ты был врагом общества и Церкви».
Здесь мотивировка религии звучит утилитарно — это характерно для теоретического мировоззрения Петра.
Но его религиозная психика была живая и полная. Не терпя невежественного культового суеверия, Петр сам привычно любил богослужебное благолепие.
С увлечением часто сам читал апостола и интересовался деталями церковного чинопоследования. Он был достаточно умен и талантлив, чтобы модный и свойственный ему рационализм и утилитаризм могли исказить в нем полную православную религиозность».
Мнение С.Пушкарева несколько отличается от суждений А.Карташева. Автор «Очерков русской истории» отмечает, что, будучи лично религиозным человеком, Петр, однако, позволял себе в глупом и неприличном шутовстве «все-шутейшего и всепьянейшего собора» подвергать публичному осмеянию церковные обряды и священные предметы.
Упразднением патриаршества и учреждением Духовной коллегии (под надзором обер-прокурора) Петр лишил церковь ее самостоятельности, превратил ее в «духовное ведомство» и способствовал той бюрократизации русской церкви, которая происходила в восемнадцатом-девятнадцатых веках и которая, внеся в церковную организацию внешний порядок и «благочиние», способствовала падению духовного авторитета церкви среди народа.
А.Керсновский, в свою очередь, отмечает, что достоинства Петра проявились в области внешней политики и на войне, недостатки же отразились на внутренней политике.
Двумя фатальными ошибками великого преобразователя называет Керсновский чрезмерное форсирование европеизации и «вавилонское пленение» церкви.
Первая из этих ошибок невольно влекла за собой раболепство перед всем иностранным и недооценку и хулу всего русского, как бы недоверие к собственным достоинствам.
Качества эти совершенно отсутствовали у Петра I лично, но на протяжении двухсот лет они явились самой скверной чертой русского характера — считать каждого малограмотного иностранца «барином», а каждого сколько-нибудь грамотного уже «авторитетом».
Особый вред преклонение перед иностранщиной, по мнению Керсновского, принесло в военном деле.
Что касается второй ошибки — упразднения патриаршества, — то она оказалась роковой для России. Подчинение церкви государству привело при Павле I к «цеза-репоппизму» (император — глава церкви) — полному порабощению власти духовной властью светской со всеми отрицательными явлениями, с этим сопряженными.
ПЕТР КАК ПОЛИТИК И ВОЕНАЧАЛЬНИК
Внешняя политика Петра, как отмечается в «Истории русской армии», кроме отклонения турецких предложений в Прутском походе, безупречна. Выгода России — вот единственный критерий, руководивший первым русским императором в его сношениях с иностранными державами.
Петр выказывает себя на протяжении всей войны лояльным союзником. Он не любит связывать себя заранее обещаниями и договорами, но, раз дав слово, сдерживает его свято.
Союзники не раз выручались русскими в различные периоды войны, однако, лишь только царь увидел, что они совершенно не платят взаимностью и стремятся в действительности лишь эксплуатировать Россию, — он немедленно порвал с ними все отношения и в дальнейшем вел войну совершенно отдельно.
Гений Петра сказался полностью в военном деле, в устройстве вооруженных сил и в предводительствовании ими. Гениальный организатор и крупный полководец, по мнению Керсновского, Петр значительно опередил во всех отношениях свою эпоху.
13 реорганизации армии главное место Петр отвел элементу качества, которого он добивался наибольшим при-нлечением в гвардию того сословия, которое наиболее хранило воинские традиции и издревле предназначалось к отправлению ратной службы.
Это касается петровского указа, вводящего обязательную, личную и пожизненную службу дворян. Установив для дворянства личную воинскую повинность, Петр I придал рекрутской повинности других сословий общинный характер. Каждая община, сельская или мещанская, обязывались поставить по одному рекруту с определенного числа дворов, решив своим приговором, кому идти на службу.
Рекруту должно было быть от 20 от 35 лет, ничего другого от него не требовалось: военные приемщики должны были принимать «кого отдатчики в отдачу объявят и поставят».
Община собирала поставленному рекруту деньги, обычно 50 — 200 рублей, что по тем временам представляло крупную сумму, раз в пять больше премий западноевропейских наемников.
Служба избавляла от рабства и при Петре являлось много охотников служить из беглых крепостных крестьян. При царице Елизавете беглых перестали принимать, а являвшихся секли и отсылали обратно к помещикам, что являлось, по мнению автора «Истории русской армии», громадной психологической ошибкой.
Итак, Петр сохранил основной принцип устройства русской вооруженной силы — принудительный
