С этими словами он опустил в дымящуюся уху несколько стручковых перчин. Попробовал и заулыбался: порядок!
Мы без команды ринулись к благоухающему ведру. Каждый зачерпнул ложкой, поднес ко рту и… все дружно принялись кашлять и потихоньку отступать.
— Перец!
— Перцу переложили, канальи!
— Эка наперчили, кухари!!
— Не может быть! — воскликнул Золнаи, взял ложку и стал с аппетитом уплетать творение своих и Христо Попова рук.
— Конечно, не может такого быть! — поддержал товарища Христо. — А раз уж вы записались в отказчики, ребята, то мы с Дьюлой добавим перца себе по вкусу! — и он вытряхнул в ведро остатки перца всех сортов.
— Браво, Христо! — одобрил Дьюла.
Обедали мы в пансионатской столовой. Не было с нами только «перцеедов» — ведро ухи по-сегедски на двоих что-нибудь да значит!
…Мяч летит над головами обороняющихся. В воздух взлетает наш гигант Христо, удар головой — го- о-о-о-ол!!!
Противник начинает с центра. Пусть не особенно старается: разве кому-нибудь под силу победить нашу команду?!
Владимир Рощин
ТЕЛЕГРАММА
Рассказ
Так уж получилось: в тот вечер, когда мы с женой, упаковав чемоданы, ожидали дежурную машину, чтобы ехать на вокзал (меня после окончания офицерских курсов направляли к новому месту службы), пришлось вызывать другую машину — с красным крестом. У жены начались родовые схватки. Отвез я ее, а утром двойня на свет явилась — мальчик и девочка: Евгений и Евгения. Естественно, мы позже их так назвали… Словом, сдал я билеты, доложил начальству о случившемся, мне и отсрочили прибытие к новому месту службы.
— Все отлично, — сказал наш замполит Аркадий Алексеевич, — жаль другого: по нашим данным, в том гарнизоне дом новый построили, к Новому году заселят. Как бы вам теперь к шапочному разбору не угодить. Впрочем, попробуйте телеграмму отбить: так, мол, и так, прошу убедительно предоставить площадь. Попытаюсь и я с ними связаться.
Теперь у меня вся работа заключалась в том, чтобы передачи жене возить и до самой темной ночи, невзирая на мороз, под окном ее палаты дефилировать.
Про телеграмму я не забыл. Попал на телеграф, правда, поздновато, уже одно окошко только работало. Девушка там сидела, на Снегурочку похожая. Взял я у нее бланк, текст сочинил.
«Начальнику Н-ского гарнизона тчк К вам направлен для дальнейшего прохождения службы лейтенант Антонов С. А. тчк Убедительно прошу выделить жилую площадь тчк».
Телеграфистка прочла и молвит:
— Подписаться забыли, — и дописывает: «Антонов».
— Почему «Антонов»? — спрашиваю.
— Вы же в обратном адресе такую фамилию написали.
Что ж, права она. А девушка добавляет:
— И предлоги можно убрать.
— Нет, — говорю, — пусть остальное остается, как было у автора.
Не люблю я, когда в мои личные дела посторонние вмешиваются. Достал деньги — двадцать пять рублей одной купюрой, а девушка заявляет:
— Сдачи не будет, только смену приняла. Ищите помельче.
А помельче оказалось всего несколько монет.
— На половину телеграммы хватит, — подводит итог Снегурочка, — остальное потом занесете, если не забудете.
Хотел спросить, когда она снова будет дежурить, но вовремя спохватился: еще подумает, что свидание назначаю, а я ведь уже солидный человек, отец двоих детей.
— Давайте сократим текст, — говорю. — Надо в сумму укладываться.
Она быстро убрала «убедительно», «для дальнейшего прохождения службы», вместо «жилой площади» написала «квартиру».
Получилось:
«Ваш гарнизон направляется офицер Антонов С. А. Прошу выделить квартиру. Антонов тчк».
— Отлично, краткость — сестра таланта, — выдал я на прощание афоризм и поехал домой.
Настал день, когда врачи разрешили моей Людмиле и двум наследникам переезд на дальнее расстояние. Ехали мы в фирменном поезде «Россия». Мне сосед по купе, капитан, посоветовал дать телеграмму уже с дороги, чтобы встретили. А прибывал я на свою станцию 31 декабря в полдень.
Когда соседи по вагону вытащили наши чемоданы, помогли нам сойти, подходит ко мне майор интендантской службы и говорит:
— Здравствуйте, товарищи Антоновы Людмила Ивановна и Сергей Александрович. Поздравляю с прибытием на нашу землю.
— Спасибо. А как вы догадались, что я — Антонов?
— Так с поезда всего одна лейтенантская семья сошла. Прошу в «Волгу».
Взял он из рук супруги Евгению или Евгения, я их тогда не различал еще, шофер подхватил чемоданы.
По дороге майор гарнизон расхваливает: народ, мол, дружный и места замечательные — зимой охота, рыбалка летом. Спросил мимоходом:
— Антонов из штаба округа вам не родственник?
— Нет, — отвечаю, — в первый раз слышу. Нет у меня родни среди начальства.
Миновали КПП, подъехали к девятиэтажному дому. В лифте на третий этаж поднялись.
Майор повернул ключ в двери. Заходим — не квартира, а хоромы. Тепло, уютно, просторно, а света столько, что хочется к любому предмету в этой квартире обратиться: «Ваша светлость». Две комнатищи, все удобства, лоджия. Мы с Людой аж зажмурились; живут же люди!
В одной из комнат две детские кроватки стоят, елочка украшенная в углу, стол с какими-то яствами.
— Вот здесь и будете жить-поживать и добра наживать, — обращается к нам майор. — Командир сегодня занят очень, просил меня поздравить вас с новосельем, вручить ключ от квартиры, пожелать счастливой жизни на новом месте.
— Спасибо, — говорю, — только, товарищ майор, определите мне мою комнату.
— А это, — улыбается майор, — как вы с Людмилой Ивановной решите. Наверное, кухня. Это по ночам самое лучшее место для того, кто в академию поступать готовится. На себе испытано.
— А как соседи по квартире на это посмотрят?
— Не будет соседей. Квартира, как говорится, отдельная. Пользуйтесь.
— И долго мы можем пользоваться этими хоромами? — спросил я, все еще не веря такой удаче.
