Один раз он сбросил цену на девяносто фунтов, когда покупал холодильник с морозильной камерой.
— Зачем тебе это? — спросила я.
— Это же весело. Адреналин повышается.
Но я понимала, что дело не в этом. Настоящая причина крылась в том, что семья Эда жила очень бедно и денег никогда не хватало. Его отец был старшиной на стройке и умер от асбестоза, когда Эду было восемь лет. Его мать не могла получить пособия в течение десяти лет, и порой у них не было денег даже на еду. Такое детство накладывает неизгладимый отпечаток, и я знала, из какой среды вышел Эд. В семье было пятеро детей, и это одна из причин, по которой он мне понравился, хотя, к сожалению, сейчас он почти не видится с братьями и сестрами. На нашей свадьбе была только его мама и одна сестра, Рут; остальные разбежались кто куда. Самого младшего брата, Джона, Эд не видел уже шесть лет: они сильно рассорились, и я подозреваю, что из-за денег. И тем не менее Джон прислал нам в подарок красивую алебастровую лампу, хоть Эд его и не пригласил. Меня это очень расстроило. Но мама Эда мне понравилась, и я восхищаюсь женщиной, которая ухаживала за пятью детьми в одиночку и при этом работала полный день. А некоторые мамаши не могут справиться и с одним ребенком, даже смотреть противно…
Я села на тридцать шестой автобус, и передо мной вошла женщина с маленькой дочкой лет двух с половиной, может, трех. Автобус был битком набит, и девочка уселась ей на колени. Мать обвила ее руками, словно обручем. Глядя на них, я ощутила, как старая боль всколыхнулась опять, и подумала, что моя мать никогда, никогда меня так не держала…
В тяжелые минуты я всегда стараюсь отвлечься, поэтому тут же достала «Дейли пост». На первой полосе была фотография Бев и Трева, а статья занимала большой разворот на две страницы. Она называлась «УМНИЦА ТРЕВОР». Там были домашние фотографии Тревора, наряженного в красный костюмчик с эмблемой «Лапы помощи». На снимках он задвигал занавески и приносил молоко. На одной фотографии он вынимал из стиральной машины белье и подавал «несчастной Бев» прищепки, а она вешала одежду. В супермаркете «Сэйнсбери», у касс, он протягивал ей бумажник. И наконец, на последнем снимке он расплачивался с кассиршей, зажав деньги в зубах. «Тревор не просто собака-помощник, — объясняла Бев. — Он спас мне жизнь».
Теперь я поняла, что Беверли поскромничала, назвав себя «учительницей физкультуры». Очень поскромничала. Да, она преподавала в школе для девочек, говорилось в статье, но была еще и выдающейся спортсменкой. В восемнадцать лет Бев стала чемпионкой округа по теннису, а в двадцать пять выиграла серебряную медаль на Играх Доброй Воли в забеге на среднюю дистанцию. После она присоединилась к женской хоккейной команде и играла за национальную сборную. Она должна была выступать за Англию на Олимпийских Играх в Сиднее, но травма разрушила ее планы. После несчастного случая она была «опустошена» и «подумывала о самоубийстве», но Тревор изменил ее жизнь. «Трев — мой герой, — говорила она. — Мы души не чаем друг в друге. Без него я бы не выжила». В целом статья получилась трогательная, и внизу был указан телефон ассоциации «Лапа помощи».
Вернувшись домой, я обнаружила, что Тео на кухне. Он готовил ужин и мурлыкал себе под нос. Поморщившись при мысли о том, что он шпионит за моими соседями, нарядившись в ночную рубашку в цветочек, я решила держаться от него подальше. Снимая пальто, я мельком взглянула на телефонный столик в форме полумесяца и увидела кучу нераспечатанной почты. Там были счета за квартиру, реклама изделий из кашемира и рождественский каталог из «Оксфам». Внизу лежал журнал в белой пластиковой обертке: на вид вроде «Ньюсуик» или «Тайм». Я перевернула его и обнаружила, что это «Астрономия сегодня». Ой.
— Привет, Роуз, — поздоровался Тео.
— О, привет!
«Астрономия сегодня»? Но это не объясняет наличие ночной рубашки от «Джанет Реджер»!
— Как прошел день? — вежливо поинтересовался он.
Я вошла в кухню.
— Хорошо. Ходила за покупками с… другом. Тебе почта пришла, видел?
Он вытер руки, сорвал обертку с журнала, взглянул на него и положил на стол. «Звездные скопления крупным планом!» — гласил заголовок. — «Магеллановы облака и туманности»!
— «Астрономия сегодня»? — произнесла я с деланным безразличием. — Не знала, что есть такой журнал. Можно посмотреть?
— Конечно. Еще я выписываю «Небо и телескоп».
— Значит, ты увлекаешься… астрономией? — промямлила я, проглядывая статью о Леонидовых метеоритных дождях.
— Это моя страсть, — ответил он и достал нож. — Я с детства помешан на звездах, я… — Внезапно у него зазвонил мобильник, наигрывая мелодию: «Хочешь покачаться на звезде, принести лунный лучик домой в рукаве?» Тео ответил на звонок, но, очевидно, ему было неловко разговаривать, потому что шея у него пошла красными пятнами. — Привет. Да. Нормально, — немного напряженно проговорил он. — Да. Хорошо. Это было бы здорово. Как хочешь. Да. Да. Я завезу ключи тебе в офис в понедельник. Нет, домой я заезжать не хочу. — Он положил телефон в карман и с притворным оживлением произнес: — Извини. О чем мы говорили?
— О звездах.
— О да. Это моя… Страсть, — сказал он, дрожащей рукой нарезая кабачок ломтиками.
— У тебя есть телескоп? — невинно спросила я.
— Да. В моей комнате. Если хотите, можете посмотреть.
— О-о-о, нет, нет, нет, зачем мне это. Я имею в виду, зачем мне заходить в твою комнату.
— Ничего страшного. Я не против, чтобы вы ко мне заходили, — тайн у меня нет. Это трехдюймовый линзовый телескоп, не новый, конечно, но оптика хорошая. Увеличение в сто пятьдесят раз, — с гордостью добавил он и достал сковородку. — Телескоп принадлежал моему деду — он заведовал обсерваторией в Лидсе. Старый, но работает превосходно. — Тео открыл холодильник и достал бутылку пива. — Мне хочется выпить. Вы не хотите?
Я чувствовала себя виноватой за то, что не доверяла ему, и поэтому кивнула.
— Спасибо. С удовольствием. И где же ты наблюдаешь за… звездами? — спросила я, когда он достал два стакана.
— Самое лучшее место — Норфолк. Раньше я ездил туда с бабушкой и дедушкой. Но в Лондоне тоже можно, только нужно тщательно выбрать место, потому что сияние слишком сильное.
— Сияние?
— Световое загрязнение. Фонари дают отвратительный отблеск мандаринового цвета. Я участвую в кампании в защиту темного неба, — продолжал он, наливая мне пива. — Мы просим местные органы устанавливать фонари, отбрасывающие свет вниз — туда, где он и нужен, — а не вверх, где он мешает наблюдениям за звездами. Ужасно, что городские жители совсем не видят ночного неба. Они многое теряют. Вы только поднимите голову, — внезапно предложил он и выключил свет. Дом погрузился в темноту, и я посмотрела на небо сквозь стеклянную крышу. На чернильном небосводе мерцали пять… нет, восемь звездочек и переливался серебристый полумесяц. — Когда живешь в городе, многое упускаешь из виду, — повторил он. Я изогнула шею. — Как часто городские жители видят Млечный Путь, Плеяды, Пояс Ориона или Большую Медведицу? Чтобы стать астрономом-любителем, не нужен даже телескоп. Так много можно увидеть невооруженным глазом.
— Так вот почему ты не захотел, чтобы я жаловалась насчет уличных фонарей? — догадалась я.
— Да. — И это объясняло, почему Тео уходил из дома в сухую и ясную погоду, а в дождь сидел в комнате. — Вообще-то, это очень хороший район для наблюдений, — продолжал Тео, включив свет. Звезды исчезли. — Поэтому мне и нравится здесь жить. В конце улицы есть отличный маленький парк.
— Холланд-гарденз?
— Да. Пару раз я ходил туда с телескопом. Вокруг не видно высоких домов, поэтому обзор большой. У меня есть фильтр, снимающий световое загрязнение. У моего друга Марка большой сад, и иногда я хожу к нему. Звоню ему и говорю: «Хочешь взлететь к звездам?» — Это у астрономов-любителей такая шутка. Хочешь взлететь к звездам? — Он кивнул головой и засмеялся.
Оказывается, он вовсе не мальчик с рекламы молочного шоколада, а самый настоящий Звездный
