силу природной тупости, не оценили значимость момента и флегматично прихлебнули пивко, старый с безразличной физиономией, а молодой и вовсе заторможенно, должно быть, в самом деле получил родовую травму. Впрочем, что с ингерманландцев взять?
— Партийное строительство, — уточнил старший охотник, — оно как связано с железнодорожным ходом?
— Напрямую связано, — выдал Педрослав. — Вы там у себя, может, не слыхали, что у нас собираются железную дорогу восстанавливать, как до Большого Пиндеца. В перспективе будет проложена Великая Магистраль на месте Великого Тракта. От Китая до этой вашей Ингерманландии через всю страну, представляете!
— Стран больно много получается, — не сдержался Жёлудь, ясно представляющий карту мира и нитку Великого Тракта на ней. — Китай, Забайкальский каганат, Сибирь, Сибирска вольгота, Железная Орда одна вон какая здоровая, а ещё Проклятая Русь, Великая Русь, Поганая Русь, Святая Русь, Ингерманландия…
— Это всё единая Россия, — снисходительно пояснил московский выкормыш. — И живёт в ней один народ — россияне.
«Вот он, железнодорожный ход, — думал Щавель, слушая московские речи. — Устроили на Селигере рассадник. Из пацанов менеджеров выращивают, а князю невдомёк. Понятно, отчего близнецы Недрищевы страх потеряли. Готовят, значит, управленческие кадры для земляных работ. Под контролем наблюдательной комиссии шведского парламента. Интересно, какова в проекте доля короля Швеции и сколько процентов акций принадлежит членам королевской семьи?»
Мысли старого командира унеслись по необъятным просторам великих земель.
«Светлейшему наверняка долю в проекте предлагали, в Новгороде от шведов не протолкнуться. Только ему невыгодно гнобить водные пути и превращать княжество в транзитное пространство, через которое с востока на запад будут возить лес и железо, а с запада на восток шведское барахло. Кем он станет, мэром Новгорода, который Великим назовут из голимой вежливости, да не всякий раз? Лучезавр слишком алчен до почестей и охоч до власти, чтобы отдать их шведам и басурманам. Железная дорога — это рукопожатие короля Швеции и хана Орды, рядом с которым оставшийся не при делах князь будет иметь бледный вид. Да и другие русские князья тоже. Потому они едины в противостоянии ходу. А вот захолустный Осташков только выиграет, превратившись в кузницу кадров. Но больше всех выиграет зашкваренная Москва. Гной из неё разнесёт по всей Руси, да и за Каму тоже. Если сибиряки и басурмане думают избежать контакта с иудиным племенем, то они сильно ошибаются, поскольку не сталкивались с ним по причине дремучести. Не видали вы московских манагеров. Свалятся на голову — не забалуете. Эх, молиться бы вам на светлейшего князя, держащего заразу за стенами Мкада, а вы кровопийц награждаете за вредительские заслуги!»
— …как заживём, как заживём! По дорогам вместо лошадей поезда будут бегать, людей возить. Всё как до Большого Пиндеца. В Москве вечером сел в вагон, а утром ты уже в Ингрии. В Рамбове сел на корабль, и вот тебе Стокгольм. За сутки можно дохеать, а за неделю — до самого Шанхая, на край земли!
Жёлудь слушал, разинув рот.
— Очень удобно, — заметил Щавель, — чтобы из Орды за три дня в Новгород приехали десять тысяч автоматчиков с артиллерией и танками и выстроились под стенами Кремля.
Сгинули чары позитива, наведённые манагерской личинкой. Молодой лучник закрыл рот. Взгляд его стал осмысленным.
— Нам пора, допивай и пошли.
Жёлудь махом влил в себя остаток пива.
— Скажи мне, Педрослав, — осведомился Щавель. — Ты уже поднимался на Горбатую гору?
Перспективный молодой человек зарделся.
— Почему вы спрашиваете? — оттарабанил он заученную на курсах фразу с характерным железнодорожным акцентом.
— Сугубо для себя интересуюсь, из чистого любопытства, как это у вас на Селигере происходит. Вы сначала на Горбатую гору поднимаетесь, а потом в Единую Россию вступаете или сначала вступаете в Единую Россию, а восхождение на Горбатую гору происходит как добровольно-обязательная процедура?
— Образцово-показательная, — поправил Педрослав. — Да, в партию принимают на самом гребне, а каждый уик-энд на Горбатой горе устраивают пикники для членов Единой России. Я там ещё не был. Вот получу диплом, соберу рекомендации, тогда подам заявление. Пока не стал менеджером, считаю себя недостойным для вступления в партию.
— Повезло нам, сынок, — сказал Щавель. — Пили за одним столом и не запомоились.
Он поднялся, навесил котомку.
— Прощай, Педрослав с Селигера, — Щавель наклонился, левой рукой зацепил ремень налуча.
Выпрямился, не показывая из-под стола финку Хольмберга, обтёр о штаны клинок, до самой гарды измазанный в крови и сале.
Парнишка бледнел на глазах.
— А ведь так уверенно шёл к успеху, — обронил Щавель, убирая финку в ножны.
Педрослав рухнул мордой на стол.
— Пьян, — констатировал Щавель, вешая налуч за спину.
Снулым лапотникам было на это плевать. Отец с сыном канули в ночь. Шли быстро, держась светлой колеи. Домашние сапоги не топали по укатанному грунту. Позади было тихо, в квёлом Бухлове даже собаки не лаяли, и мало в каком окне светилась лучина. По южной дороге, к болотам, удалились на версту в лес. Чтобы не искушать судьбу, отошли за деревья. Жёлудь сгонял к ручью, Щавель выкопал руками и ножом очажок, прорыл к нему под землёй воздуховод с наветренной стороны. В ямке вспыхнул хворост, затрещал под тягой. Щавель подложил обломков сухостоя. Жёлудь приладил котелок над огнём. Дневной голод, притупленный в кабаке жидким хлебом, снова дал себя знать.
— Полей-ка, — Щавель протянул нож, выпачканный в крови Педрослава.
Жёлудь ошпарил клинок, который Щавель несколько раз вогнал в землю по самую рукоять, очищая от скверны. Жёлудь облил ещё разок. В довершение Щавель ритуально макнул клинок в пламя. Земля, вода и огонь силою трёх стихий сняли с оружия манагерскую погань. Щавель достал из котомки сало, постругал в котелок, куда Жёлудь засыпал две пригоршни пшёнки. Заварили, накрыли котелок крышкой, погасили огонь и поставили в горячую яму запариваться.
— Батя, в Орде вправду железа хватит дорогу вымостить? — вопрос вертелся на языке ещё в разгар беседы с покойным Педрославом, доверять которому у Жёлудя не было никаких оснований.
— Должно хватить, если хан со шведским королём договорился, это ведь Железная Орда. — Щавель отрешённо глядел на красный отсвет углей из очажка. — Лузга рассказывал, что из Белорецка до Шанхая железная дорога давно проложена. Её там после Большого Пиндеца не разобрали, как у нас, а только подновляли. Без неё китайцы до Руси в жизнь не добрались бы, а так, видишь, ходят.
— А что будет, если у нас проложить? — по эльфийским книгам Жёлудь представлял железную дорогу и поезд, но в них было много других диковинных вещей, уцелевших только в легендах, а парень считал себя давно вышедшим из того возраста, когда верят в сказки.
— Тогда басурмане не будут продираться через Проклятую Русь и останавливаться с боями в Великой Руси, чтобы откатиться назад за Каму, как это было прежде, а пожалуют в Великий Новгород или к нам на двор в Тихвин. И не только одни басурмане, а ещё половину Каганата с собой притащат. Сядут на паровоз и понаедут на Святую Русь и уже в Бологом начнут по деревням разбегаться да по лесам, и назад в Орду их уже не загонишь.
— Так-таки понаедут? — не поверил Жёлудь.
Щавель вздохнул.
— Если куда-то прокладывают рельсы, то сто пудов, что через время в этом самом куда-те увидят настоящий живой паровоз, — с горечью пояснил он. — Это неизбежно, потому что рельсы, они никогда не тянутся просто так, и паровоз по ним приедет без вариантов. Если такие движения не прерывать со всей определенностью в самом зародыше, территория, на которой такое стало нормой жизни, начинает управляться оттуда, где сочиняют правила железнодорожного хода. До сих пор русским удавалось
