— Реликтовые ленинградцы? — оживился Вагиз Фатыхович. — Давно хочу с ними познакомиться.
— Разве к вам в Орду не забредали эльфы?
— Не добираются, — покачал головой учитель. — Я на Руси двенадцать лет преподаю, дома не был.
— Связь с земляками поддерживаешь? — быстро спросил Лузга.
— Нет, — усмехнулся Вагиз Фатыхович. — К чему? Если я пошёл на Русь работать, значит, должен ассимилироваться. За речкой своя жизнь, а здесь, у нас, своя. Я много где ходил, но эльфов ближе Мурома не встречал.
— Отчего же, — возразил Альберт. — За Муромом есть колония энтузиастов.
— Оппортунистов.
— Ах, да, это не то, — смутился доктор.
— И не колония, а поселение. Губернатор выселяет туда всех несогласных лапти плести. Возможно, эльфы там тоже присутствуют, но меня Аллах миловал от таких встреч. Так что не нашёл я Преждерожденных эльфов.
— Совсем ни одного? — изумился Жёлудь.
Вагиз Фатыхович улыбнулся:
— Менестрелей и артистов театра я, конечно, лицезрел. Но они родились уже после войны и, к сожалению, являются представителями творческой интеллигенции, а мне хотелось бы пообщаться с научно-технической, довоенной закалки.
— Научно-техническая только в Садоводстве и его окрестностях. — Щавель залил трапезу могучим круханом пива.
На полусогнутых приплёлся раб Тавот в расчёте, что ему достанется кус с боярского стола, и налил господину ещё пивка.
Секунду он и басурманин глядели друг на друга — Тавот пронзительным взором, учитель изумлённым.
— Как зовут тебя? — спросил Вагиз Фатыхович.
— Тибурон.
Брови басурманина взлетели к вершине лба.
— Тибурон? El tiburon? Quien te ha apodado asi? (Акула? Кто вас так назвал?)
Если бы взоры присутствующих имели силу солнечного света, то раб, на котором они собрались в одну точку с неистовой силой, запылал бы ярким огнём. Но Тавот молчал, словно окаменел.
— Habla Espanol? (Говорите по-испански?)
— Нет! — быстро ответил Тавот.
По безмолвному приказу отца Жёлудь сорвался со скамьи и вмиг оказался за спиной Тавота, схватил его за локти.
— Не подняться ли нам наверх? — изысканно, по-эльфийски предложил Щавель учителю испанского языка. — Отчего бы нам не продолжить столь увлекательную послеобеденную беседу в моём личном номере? Лузга, добудь плеть. Доктор, найдётся едкая соль?
— У меня семнадцать дней был рабом член Ордена Ленина, — произнёс Щавель тоном бесстрастным, и только Жёлудь воспринял его как задумчивый. — Это достижение, которого не было ещё ни у кого.
В компании с Литвином, Лузгой, Сверчком и Скворцом они допрашивали Тибурона в верхнем нумере, а на дальней постели сидели бок о бок Альберт Калужский и Вагиз Фатыхович, следя за процессом. При этом учитель испанского периодически подтверждал сказанное Тавотом либо помогал ценными сведениями. Обошлись без плети и едкой соли — учёный раб был немощен и умён, а потому заговорил сразу.
— Так, значит, ты Акула. — Литвин покрутил ус. — Так вот ты какой.
— С Чёрного моря родом, — высказал авторитетное мнение Альберт. — Они там все чернявые.
— А зачем тебе, Акула, испанский язык? — осведомился Литвин.
— Это язык испанских коммунистов! — очи Тибурона сверкнули. — Мы на нём разговариваем, чтобы никто из непричастных не понимал.
— А зачем ты, Вагиз Фатыхович, — обратно вопросил Литвин, — учишь детишек испанскому языку?
— Чтобы Сервантеса в оригинале читать. — Басурманин больше не улыбался.
— Зачем он учит детей испанскому? — обернулся Литвин к Акуле.
— Я его не знаю, но нам легче юных ленинцев воспитывать, когда они владеют начатками испанского. Лелюд детишек приносит, их в Кремле учат всякому, а потом в мавзолее в пионеры принимаем.
— Тебя из Орды к нам прислали? — обратился Щавель к учителю.
— Направили на Русь по распределению после окончания педагогического института, — басурманин пожал плечами. — Не всем достаётся хорошее распределение. Потом я здесь прижился и теперь чувствую себя как дома.
— В краях южнее много учителей ходит из Орды, — просветил Альберт. — Они учат детей грамоте и разным наукам, но севернее Москвы забредают редко.
— Сюда распределения вообще не бывает, — подтвердил Вагиз Фатыхович. — Я сам прошлый учебный год проработал в Серпухове, а за каникулы хотел дойти до Рыбинска.
— Далеко пойдёшь, — обронил Щавель.
— Кто такой Лелюд? — продолжил Литвин допрос Тибурона.
— Богом проклятый педофил из шайки шамана Мотвила, — быстро ответил тот, едва Лузга шевельнул плетью. — Имя его означает «Ленин любит детей», он был наречён после инаугурации, когда Мотвил занял место пленённого шамана Владилена.
— Сколько человек в шайке Мотвила? — ледяным тоном произнёс Щавель так, что у всех присутствующих внутри похолодело.
— Он сам, Лелюд и Дележ. Ячейка должна быть маленькой, чтобы не нарушать конспирацию.
— Кто такой Дележ?
— Циклоп из Твери. Он отличается могучим даже для циклопа сложением и был взят в ленинский резерв совсем молодым. Его инаугурационное имя означает «Дело Ленина живёт». Дележ находит волшебные ништяки и доставляет их шаману. У него нюх на волшебство, кроме того, ему доносят слухи о появлении обладателей ништяков, а уж отнять их Дележу проще простого.
— Что делает с ними Мотвил?
— Изучает. Некоторые оставляет себе, остальные подносит мумии, дабы укрепить её силы. Взамен мумия одаряет Мотвила обладающим многими значительными свойствами мумиё, которое выделяет подобно мумиям египетских царей древности. За этим мумиё археологи лазили в пирамиды, рискуя жизнью.
— За золотом они лазили, — сказал Лузга.
— За золотом — это сказки, рассказываемые легковерным. Простакам нужны затейливые и красочные истории с несметными сокровищами и ослепительными красавицами, — по губам Тибурона скользнула презрительная усмешка. — Вещи сложнее их мозг принять не способен.
— Расскажи о Мотвиле, — приказал Щавель.
Тибурон помолчал, собираясь с мыслями. Даже Лузга не стал его беспокоить.
— Он силён, — быстро заговорил раб в своей обычной манере. — Если шаман Владилен делал ставку на живые ингредиенты, Мотвил использует неорганические амулеты. Могущественные кристаллы напиханы у него под кожу и прямо в мясо, от этого он стал очень силён. Воздух дрожит, когда он проходит рядом с тобой. Мотвила ты сразу узнаешь.
— Вы это всё всерьёз? — Басурманин слушал, задрав брови и выкатив глаза, чувство юмора ему отказало. — Я много на Руси видел странного, но, по-моему, у вас крыша поехала. Ленин — это просто мумия вождя, изготовленная по приказу большевиков.
— Ленин — это самый известный случай некробиоза, — перебил учителя Тибурон. — Они были и
