десятиклассницы, рискованно-веселые. «Глаза счастливой женщины», – определила она сама.
– Меня будут встречать, – сказала она Ефимову, когда он вернулся в купе умытым и выбритым. – Посиди здесь, пока мы уйдем. Вам не надо видеть друг друга.
– Когда мы увидимся?
– Когда ты захочешь.
– В следующее воскресенье.
– Хорошо. Звони на работу. Пиши до востребования.
Олег ждал на перроне с огромным букетом ее любимых лимонных роз. В его улыбке была грусть и откровенное счастье. Но Нина вдруг увидела какую-то несуразность в его прическе – ощипанной спереди и длинной сзади, и эта несуразность впервые вызвала у нее раздражение – неужели он не понимает? Тут же поймала себя на том, что сравнивает Олега с Ефимовым, и сравнение было явно в пользу последнего.
– Устала? – спросил Олег участливо и заглянул ей в глаза.
– Немножко, – сказала она правду.
– Спала?
– Нет, – ответила, чуть помолчав.
– Почему?
– Соседка храпела, – впервые за их совместную жизнь солгала Нина и почувствовала, что краснеет, – только этого ей и не хватало.
Пока они ехали домой, Олег рассказывал о том, что его лабораторию собираются серьезно потрясти и ожидание ревизоров вносит нервозность в дело, заставляет его спешить с проведением опытов, необходимых для докторской диссертации. Еще говорил о каких-то своих проблемах и тревогах, но Нина лишь кивала изредка головой, изображая внимание, сама же думала совсем о другом. Она вся без остатка была с Ефимовым, продолжала жить чувствами и ощущениями минувшей ночи.
Вечером Олег был ласков чуточку больше, чем обычно, и предупредителен. Его нетерпеливость выдал только один порыв, когда ему изменила выдержка и на слова дочери, что она хочет спать с мамой, ответил резко и категорично: «Мама устала после командировки, ты ей будешь мешать».
Ленка удивилась – разве может она мешать маме, которая так ее любит и так по ней соскучилась?
– Конечно нет, – облегченно поддакнула Нина и разрешила дочери остаться рядом с ней под одеялом.
И хотя Нина слышала, как Олег бережно переносил девочку в детскую, она притворилась крепко спящей. Лишь когда он начал стелить себе на диване и непроизвольно вздохнул, в ее душе шевельнулось жалкое подобие сочувствия.
Уже на второй день, издеваясь над собственным нетерпением, она все же забежала в почтовое отделение и с надеждой подала паспорт в полукруглое окошко с надписью «Корреспонденция до востребования». Она знала, через несколько секунд ей возвратят паспорт и она уйдет, даже не огорчившись, но следила за всеми движениями работницы связи ревниво и с надеждой. Нина не видела лица девушки, видела только пальцы с темно-вишневым лаком на ногтях. Видела, как они лениво перебирают конверты, как взяли одну открытку и, вложив в паспорт, продолжали ритмичные шажки по острым граням конвертов.
Нина почувствовала, как ею овладевает нетерпение. «Что вы делаете, почему не отдаете открытку? Больше ведь мне ничего не должно быть!» – хотела крикнуть, но стояла затаив дыхание, пока не получила паспорт с открыткой. И только теперь увидела: ей улыбалась курносая блондинка с озорными глазами, оттененными добросовестно намазанными ресницами.
«…Самое удивительное, что все эти годы я верил и любил. И судьба не обманула меня…»
«Господи, – подумала Нина, прочитав эти строки, – он еще не понимает, что у меня муж и ребенок! Он еще не понимает, что все, что случилось, это катастрофа более ужасная, чем та, которая была десять лет назад».
Впрочем, она еще и сама не знала, какие сюрпризы ждут ее впереди, и только интуиция подсказывала, что те безоблачные встречи, те изумительные свидания, которые были мажорным аккомпанементом к их последним школьным денькам, уже не повторятся никогда.
В пятницу она получила вторую открытку. «Буду весь день с 8 утра и до поздней ночи ждать у входа в Исаакиевский собор. Не уйду ни на завтрак, ни на обед, ни на ужин. Знай это! Скорее бы только дождаться этого воскресенья. Жаль, что нельзя его поменять местами с пятницей».
Сказав, что ей надо пораньше сбегать к сотруднице, Нина ушла из дому в половине восьмого. Когда она вышла из такси у гостиницы «Астория», часы показывали начало девятого.
Она дважды обошла собор – это удивительное творение Монферрана, – послонялась между гигантскими колоннами из гранитных монолитов, трогая ладонью их гладкую холодную поверхность, пересекла асфальт и остановилась у сквера, отделяющего площадь от собора. Сердце уже не просто учащенно работало, оно било тревогу во все возможные колокола: заболел, задержан милицией, попал под машину!
И тут Нина почувствовала, что ноги ее подкашиваются, она вдруг отчетливо нашла простое, как день, объяснение случившемуся – ведь он летчик! Ведь он летает! Как же она забыла об этом? Ведь это всегда опасно!
Когда на здании Ленсовета электронное табло показало одиннадцать часов, Нина поняла: Ефимов не придет, надо что-то делать. И тут же созрело решение – ехать к нему. Несколько часов пути, подумаешь.
Уже с вокзала позвонила Олегу. «Сотрудница заболела, надо отвезти ее ребенка к родителям в деревню, выезжаю прямо сейчас, к вечеру вернусь…» Лгала вдохновенно, уверенная, что муж никогда не унизится до того, чтобы проверять ее.
На вокзале Нина купила каких-то газет, журналов, попыталась что-то читать, но сразу поняла – бесполезно. Смысл прочитанного не доходил до сознания. Воображение услужливо рисовало ей одну картину
