– Сейчас мне очень плохо, Федя. Так плохо, что смерть можно принять за счастье.
– Ты думаешь, что говоришь?
– Думаю. Но уже по-прежнему я тоже не могу. Живу в постоянном напряжении, в страхе. Меня надолго не хватит. Забери меня к себе, Феденька! – Она подняла лицо, посмотрела ему в глаза и прочитала: не верит. – Забери, родной. Я боролась, сколько могла, сопротивлялась изо всех сил и вот дошла до ручки. Не по шее хомут.
Ефимов молчал и только прижимал ее к себе.
– Неужели это правда? – наконец спросил он.
– Только ты не отказывайся от меня, я буду тебе хорошей женой, Федюшкин.
– Ты уже не уедешь?
– Только забрать Ленку, уволиться с работы.
– Не хочу тебя отпускать.
– Не бойся. Мне главное – решиться.
– Ты сегодня пойдешь ко мне.
– Знаешь… Это будет не то. Будто украденное. Лучше потом, но без оглядки. Ты же меня всегда понимал, Федюшкин, родной мой.
– А если он тебя не отпустит?
Нина крепче сомкнула руки на его шее.
– Главное, что ты меня не гонишь.
За дверью ударило «динь-бом», шаркнули быстрые шаги, и голос Муравко окончательно развеял волшебство мгновения:
– Юля, я принес все, что необходимо. Где будем накрывать стол?
Потом, когда уже были выпиты первые рюмки и включен магнитофон, пришел Павел Иванович Чиж. Он молодо улыбнулся, поприветствовал всех и, вскинув на уровень плеч ладони, поймал танцевальный ритм, прошелся вокруг стола. Ему радостно зааплодировали, Юля порывисто обняла и поцеловала отца, Ефимов наполнил бокал вином.
– Давненько в нашем доме не звенели бокалы! – Чиж был искренне рад гостям. – Деловые мы с Юлькой стали. Все работа да учеба. А для чего человечество изобрело вино?
– А мы и завтра соберемся, Павел Иванович! – заявил Муравко. – Магнитофон обмыть.
– А что? – подхватил Чиж. – Гулять так гулять! Только я не знал, что вы здесь, и пообещал одному человеку быть у него. Так что извиняйте, вынужден совершить посадку на другом аэродроме.
Они еще танцевали, пили чай, потом Нина попросила Ефимова показать озеро, о котором он не раз писал и рассказывал ей, и они заспешили на воздух.
– Гуляйте, – сказал Муравко, – я помогу Юле посуду мыть.
Они почти не говорили. Шли и шли тихим берегом, прислушивались к шелесту камышей и мягкому всхлипыванию воды. Ее рука была в крепкой и преданной руке друга, плечо, к которому она прижималась, казалось ей безгранично надежным. Ее решимость уже была неколебимой.
На обратном пути они едва не столкнулись с бежавшим по тропке человеком в синем спортивном костюме. Он уже разминулся с ними, но вдруг остановился и подошел:
– Ефимов?
– Так точно, товарищ командир.
– Что же не знакомишь?
– Это… Нина Михайловна.
– Волков. Иван Дмитриевич.
– Очень приятно, – Нина не отвела взгляда.
– Ну что ж, – сказал он помолчав, – желаю счастья. Буду рад, если вы окажетесь правы, Ефимов. Цените, Нина Михайловна, он крупной ставкой пожертвовал ради вас. До свидания.
Волков повернулся, сделал несколько шагов, а затем взял темп и растаял в сумерках редколесья.
Нина посмотрела в глаза Ефимову – что он скрыл от нее?
– Понимаешь… – Нина видела, что ему трудно об этом говорить, но ждала объяснений. Ефимов улыбнулся. – Не было никакого выбора, не могло быть, понимаешь? Я просто отказался от предложения стать космонавтом. Мне нравится летать в небе.
– Федюшкин…
– Он думает, что я из-за тебя. Я летчик, Нина. Я летать на самолете хочу.
– Ладно, летчик, – счастливо засмеялась Нина.
Она отлично поняла, о чем речь, и не стала выпытывать у Ефимова подробностей. Ей не хотелось приносить ему даже маленькие страдания. Но сообщение Волкова показалось Нине неоценимо важным. Если до этого ее решимость держалась только на одной опоре – на ее любви, то теперь появилась вторая – долг. Нина уже просто не имела права оставить его ни с чем.
