– Хорошо, Евдокия Андреевна, – сказал Новиков, вставая. – Мне надо на полеты. Я обязательно приму меры. Ефимов парень неглупый, он должен понять. Поговорю сегодня же.
– Только не говорите ему, что я была тут. Узнает Нинка, не простит мне.
– Не скажу. До свидания.
«Какая ерундистика, – подумал он через минуту. – Стихия, воля! Мура на постном масле! Если они любят, их не остановит ничто. И говорить на эту тему с кем бы то ни было – выставить себя чучелом гороховым».
Он отметал уже мысли, не связанные с полетом. Земное оставлял на земле, в небо уходил облегченно- свободным. Хотя задание у него было сравнительно простое – послерегламентный облет самолета старой модификации, – но он волновался. Вчера очень серьезно готовился. Все время думал о предстоящем вылете. «Все будет просто и буднично, полет как полет», – говорил он себе, принимая доклад у техника.
Но память разбережена. Она поспешно воскрешает одну за другой картинки, связанные со знакомством и освоением самолета, стоящего в ряду ветеранов. Новиков садится в кабину с возбужденным нетерпением. Ему предстоит не просто рабочая проверка «старичка», у него будет сейчас удивительный полет в юность. Не только мозг, даже мышцы цепко хранят память всех навыков управления.
– Ну, сынок, – сказал ему тогда инструктор, – лети!
Этим коротким напутствием майор Головко Иван Афанасьевич провожал его не только в первый самостоятельный вылет, он выпускал юного курсанта в большой полет через всю жизнь. Понял это Новиков позже, когда узнал, что Ивана Афанасьевича не стало. Рассказывали, что он умер во сне. Вечером попросил у дочери таблетку анальгина – болела грудная мышца, а утром уже был без признаков жизни. «Красиво жил, – говорили ветераны, – красиво умер».
Но все это будет позже. Тогда восторженная душа курсанта еще не знала боли утрат. В его руках был реактивный истребитель, перед глазами уходящая за горизонт взлетно-посадочная полоса и над головой – бесконечная голубизна неба.
К этому дню Новиков освоил все, что полагалось курсанту. Запуск, подруливание, взлет, пилотаж, заход на посадку – все это им делалось неоднократно. Но под наблюдением инструктора.
Афанасьич, как звали его между собой курсанты, вмешивался в работу пилота только в крайних случаях. Летая с Новиковым, он не сделал ему ни одного замечания. Нередко Новикову казалось, что за его спиной во второй кабине вообще никого нет. Но казаться может что угодно, а инструктор в кабине был и каждое действие курсанта контролировал с неусыпной бдительностью.
Самостоятельный полет по категории сложности – шаг назад. Но в плане психологическом это целый скачок вперед. Одно слово – сам! Сам принимаешь у техника самолет, сам опробуешь рули, тормоза, сам запрашиваешь руководителя полетами, сам принимаешь решение на перевод рычага за «максимал»…
И вот уже ощущаешь, как упругие крылья твоего самолета отрывают многотонную машину от земли. И ты, словно сдунутая с бетонной ладони пушинка, взмываешь в высоту, теряя чувство скорости и времени. Потрескивающий в наушниках эфир предостерегает: будь бдителен, не увлекайся. Но радость уже переполняет тебя, распирает грудь: сам! И, чтобы в этом убедиться еще и еще раз, ты делаешь не предписанные программой маневры. Самолет идет по сложной кривой – вправо, влево, вверх, вниз, качает крыльями, размахивает руками… Нет, это уже тебе самому хочется кричать и размахивать руками: смотрите – я сам лечу!
В наушниках потрескивает эфир: не увлекайся, ты летчик, чувствами своими надо владеть. И ты с сожалением берешь себя в руки. Но значимость этого полета не имеет для тебя аналогов. Слова Афанасьича: «Сегодня ты стал летчиком», – звучат подобно торжественному гимну. В каждом – высший смысл. Сегодня… Ты… Стал… Летчиком…
А какие объятия раскрывались ему навстречу, какие искренние поздравления он слышал от друзей! Но самое счастливое мгновение – цветы Алины. Она не говорила никаких слов, просто неистово и долго целовала его, будто понимала, что с этого дня ему придется разделить свою любовь между небом и ею, и навсегда прощалась с вынужденной потерей принадлежавшей ей половины.
Ушедшие годы, как след инверсии за самолетом. Те, что поближе, – объемны, с отчетливыми контурами событий. Которые подальше – уже потеряли очертания, стали расплывчатыми. И лишь отдельные клочки воспоминаний дают возможность угадать след оставленной траектории. Заложить бы вираж, зайти к началу начал и все пережить заново! Но жизнь – не полет в истребителе. Сегодня не скажешь, а завтра уже не поправишь…
И этот полет на самолете юности не более как полет памяти. Многое стало привычным, утратило остроту. И только жажда летать с годами не утоляется, а наоборот – все острее и острее. Где-то глубоко в подкорке идет неумолимый отсчет: день прошел – значит, ближе к финалу. И надо бы каждый полет испить медленными глотками, насладиться чистотой неба, но летчик подымается в небо не на прогулку. Он работает до седьмого пота, до самозабвения. Он готовится к тому часу, когда ему Родина прикажет вылететь навстречу врагу и победить его.
Сегодняшний полет Новикова отличался как раз тем, что ему не надо изнурительно разыскивать «противника», выверять заданный режим, держать постоянную связь с КП, жестко рассчитывать маневр и делать многое другое, что делают летчики в плановых вылетах. Ему надо просто полетать в зоне, на разных режимах погонять движок, убедиться, что самолет после регламентных работ нормально функционирует, о чем и сделать отметку в соответствующих документах. Как говорят летчики, полет в свое удовольствие.
«И все-таки с Ефимовым надо поговорить, – пытается догнать его оставшаяся за бортом кабины мысль, – попросить об одном – не спешить». И тут же вспомнил: уже просил. И все. Мысль отлетела. Самолет оторвался от бетонки.
Как только скользнули под крыло домики аэродромных служб, Новиков привычным движением убрал шасси и положил самолет на заданный курс в зону. Рука свободно лежала на ручке управления, все стрелки на циферблатах приборов разошлись по своим местам, двигатель работал ровно и надежно. Вот и заданная высота. Рука сама подает ручку вперед, и «птичка» авиагоризонта сигнализирует, что самолет уже движется в горизонтальной плоскости. А стрелки часов подсказывают – прибыли в зону.
– «Медовый», я «полсотни второй», зону занял, разрешите работу.
– Вас понял, «полсотни второй». – Это Павел Иванович Чиж. – Доложите высоту.
– Высота двенадцать…
