– Когда-нибудь вся центральная часть Африки будет исследована, и там не найдут никаких следов тектонов.
– Конечно, Томми, это случится, – ответил Нортон. На сей раз в его голосе звучало глубокое сочувствие. – Но даже после этого люди будут восхищаться литературными достоинствами вашей книги и поздравлять вас, а не меня. А если вдруг – не думаю, что это произойдет, но в жизни бывает всякое, – кто- нибудь решит обвинить автора в даче ложных показаний или в фальсификации документов, то обвинят Томаса Томсона, а не меня. Потому что автором книги являетесь вы.
Нортон смотрел на меня по-новому. Он напоминал мне сытого орла, который с высоты своего полета наблюдает за маленьким зайчонком где-то внизу, на земле. Он погладил свой тонкий ус пальцем и сказал:
– Я припоминаю, что ваш последний визит сюда имел целью добиться признания ваших законных прав как автора романа. Не так ли?
Даже когда он произнес эти слова, я не смог его возненавидеть. В действительности я испытывал странную моральную апатию, как будто бы истина обладала способностью лишить меня сразу всех эмоций. Кроме того, я понял, что для такого человека, как Нортон, предательство являлось лишь одной из форм, которую мог принять сухой расчет. Было совершенно ясно, что он не имел ничего против меня лично.
Я не мог отвести глаз от госпожи Бергстрем. Это была просто высокая женщина скандинавского типа, и больше ничего. Наблюдая за ней, я задал себе вопрос: может быть, причиной моего полного безразличия ко всему было еще что-то кроме усталости и физической боли?
– Но вы не обладаете большим воображением, – сказал я. – Как же вы смогли придумать такую сложную историю?
– Кто? Я? – искренне удивился Нортон. – Я ничего не придумывал. Как вы сами говорите, воображения у меня нет. Моя сфера – юридические бумажки, а в других областях я полный профан.
– Тогда откуда вы все это взяли?
– Вы сами когда-то рассказали мне об основном предназначении литературных сценариев. Поэтому я просто развил сюжет одной из книжек доктора Лютера Флага, которая и послужила мне таким литературным сценарием. Я постарался придерживаться его так точно, как только мог.
– Книга доктора Флага?
– Да. «Пандора в Конго».
Когда я вспоминаю эту минуту, иногда мне слышатся удары колокола Биг-Бена. Это действительно было так или память играет со мной? Неужели часы пробили как раз тогда, когда Нортон признался в том, что втайне пользовался сценарием под названием «Пандора в Конго»? Не знаю. После этой сцены прошла целая жизнь, и я не уверен в том, сохранились ли в моей памяти все ее детали точно, или я забыл некоторые из них, а какие-то еще добавил.
– В день нашей первой встречи вы показали мне эту книжку, помните? – продолжал Нортон. – Ее написали вы. Я подумал, что это произведение вполне подходило для того, чтобы воспользоваться им, как некой схемой. Мне оставалось только немного изменить образы действующих лиц. Маркус занял место миссионера, переживавшего духовный кризис. Лев Симба, друг героя, превратился в Пепе. Братья Краверы – это два легионера, которые защищают лагерь до последней капли крови. Туземцы в «Пандоре в Конго» жили на деревьях. Для нашей книги я превратил их в тектонов, потому что не имею понятия об африканских племенах, и боялся, что Гарвей допустит слишком много этнографических неточностей и это его выдаст. Но какое африканское племя я мог выбрать? Никакое! – неожиданно возмутился Нортон. – Какое бы племя я ни назвал, наверняка, оказалось бы, что им занимается какой-нибудь антрополог. Я просмотрел энциклопедии и обнаружил, что даже племена, затерянные в центральной части Конго, известны в Европе или, по крайней мере, о них существуют упоминания. Мне не хотелось рисковать, потому что такой болтун, как Маркус, был способен нести на суде чушь, которую мог бы опровергнуть какой-нибудь въедливый африканист. Я подумал: «Куда можно спрятать племя, которое неизвестно даже антропологам?» И мне не пришло в голову ничего лучшего: если пигмеи жили на деревьях, тектоны будут подземной цивилизацией. – Тут он поделился со мной своими мыслями. – Знаете что, господин Томсон? Я допросил множество свидетелей и поневоле заучил один удивительный урок: чем больше ложь, тем достовернее она кажется. Почему вы на меня так смотрите?
По какой-то непонятной причине Нортон оживился. Он встал с кресла и сильно размахивал руками. Казалось, адвокат объяснял своему приятелю, как замечательно он проводит время, когда занимается хобби.
– Вы только что спросили меня о девушке. В «Пандоре в Конго» появлялась принцесса, и я посоветовался с Маркусом, потому что не знал, как с ней поступить. С одной стороны, нам был необходим центральный женский персонаж, чтобы следовать сценарию Флага, но с другой, мне казалось мелодраматическим излишеством включать в повествование любовную историю. Как вы знаете, я не литератор, и меня одолевали сомнения. Мы хотели только создать основу для оправдания Маркуса. Я не знал, что делать, и в конце концов сказал Гарвею: «Слушай, Маркус, пусть девушка появится из шахты. Если Томсону она придется по душе, оставь ее в живых. А если тебе покажется, что она ему не нравится, то пусть братья Краверы убьют ее под каким угодно предлогом. Импровизируй». Гарвей ответил мне: «Ах, не беспокойтесь, господин Нортон. Я его знаю как облупленного, этого идиота. Секрет состоит в том, чтобы говорить ему то, что он хочет услышать. Каждый день, когда мы начинаем нашу беседу, мне надо только немного подзавести его, и он сам говорит, как должна развиваться дальше история. Я рассказываю ему то, что ему по вкусу, и точка».
– И точка, – сказал я.
Нортон резко замолчал. Каким бы невероятным это ни показалось, он до сих пор не отдавал себе отчета в том, что его слова были для меня оскорбительны. И тут он вдруг вздрогнул всем телом, сообразив, как жестоко поступил. Однако он не смог сдержать робкой улыбки, как человек, который вдруг припоминает какой-то незначительный и забавный эпизод. Продолжая улыбаться так же задумчиво, он сказал:
– Гарвей частенько бунтовал. Однажды я пришел к нему с целой кипой написанных вами листов и сказал: «Гарвей, здесь есть одна ошибка. Ни на одной из этих многочисленных страниц не упоминается котел каннибалов. Мне нужно, чтобы в книге появился круглый котел, в котором можно сварить двух человек сразу». Гарвей возразил мне, что в Африке он никогда не видел таких котлов, и рассказал, что в лагере использовали алюминиевые кастрюли, какими пользуются военные на полевых кухнях. Они были большими, но не такими огромными, как мне хотелось. «Меня это не волнует, – сказал я, – в книге доктора Флага есть котел, и ты, черт возьми, будь любезен объяснить Томсону, что у вас в лагере был такой». Но Гарвей капризничал, как невоспитанный ребенок, и ни за что не хотел уступить. Он говорил, что им бы никогда не удалось пронести огромный глиняный котел через сельву – у них и так был тяжелый груз. Потом Маркус сказал, что в нашей повести африканцы практически остаются в тени и что в Конго ему никогда не
