Ненна обычно спокойно переносила критику сестры. Она для себя давно решила, что будет спокойно на все реагировать. Но она не терпела, когда та вмешивалась не в свои дела. И вскоре между ними все-таки произошла ссора.
Было теплое солнечное летнее воскресенье. Линн исполнилось уже девять месяцев. Она, босая, ползала по полу.
Ненна на минуту вышла в сад, чтобы набрать мяты и сказать Джеку, что обед будет скоро готов. Вернувшись, она увидела, что Филиппа, с трудом удерживая Линн у себя на коленях, натягивает второй башмачок на перекошенный чулочек. Ребенок горько плакал, и Ненна сразу же подхватила ее на руки. Она сорвала с нее башмачки и чулочки и швырнула их на диван.
– Не лезь не в свое дело! – резко сказала она. – Как ты смеешь доводить до слез бедного ребенка?!
– Она не должна быть без обуви на холодном каменном полу! Да еще ползать во дворе по тропинке. Ведь Линн может пораниться!
– Не твое дело! – отрезала Ненна. – Не смей здесь командовать. Если ты считаешь, что умеешь воспитывать детей и ухаживать за ними, тебе следует самой выйти замуж и завести детей, пока не поздно!
Войдя в дом, Джек почувствовал приближение скандала. Переведя взгляд с одного сердитого лица на другое, он подошел и взял Линн себе на руки.
– Посмотри, картофель почти готов, – сказал он. – Кипяток сейчас перельется через край и затушит огонь. – Потом обратился к дочке: – Детка, папа покатает тебя на спинке, как лошадка.
Джек сел на плетеный стул с девочкой на коленях и повернул дочку к себе лицом. Затем стал ее подбрасывать вверх, пока та не засмеялась.
Линн что-то залопотала, пуская пузыри. Наклонившись к Джеку, она потянулась ручонками к его карману. Она знала, что там ее ждет зеленый горошек. Ненна улыбнулась им. Ей нравилось, когда Джек играл с ребенком. Но мисс Филиппа так и не успокоилась. После обеда она холодно простилась с ними.
– Ну, – сказала Ненна, обращаясь к Джеку, – я хочу знать, чей это ребенок – мой или ее?
– Наш с тобой, – ответил Джек. Ему не хотелось спорить и он пошутил:
– Будь уверена, ведь она так же любит хлеб и сыр, как и мы!
Часто летом, когда Ненна выбиралась в поле, чтобы помочь в уборке сена, она частенько брала с собой Линн и укладывала ее спать неподалеку в тени у живой изгороди, чтобы можно было присматривать за дочкой. И во время жатвы Линн целыми днями находилась в поле, где за ней уже присматривали другие дети, игравшие подальше от жатки и от жнецов с их острыми серпами и косами.
Однажды жарким днем Бобби Льюппитт поймал большого ужа и притащил его через все поле, чтобы показать детворе. Ненна сразу же бросилась туда, опасаясь, что Линн, которая не спала, могла испугаться. Но когда она туда прибежала, Линн держала ужа в руках, пытаясь прижать его к своему тельцу. Извивающийся в руках уж ей очень понравился. Она смеялась и что-то по-своему лопотала. Когда уж вырвался из ее объятий и поспешно скрылся в кустарнике, Линн заплакала.
– Долли-куколка! – звала она, ползая у изгороди. – Долли-куколка… иди… иди…
Каждую игрушку или домашнее животное она называла «долли-куколкой».
Это была симпатичная девочка со светлыми волосами, в которых сияли рыжеватые отблески. Коротко подстриженные Ненной волосы мягкими волнами лежали на ее хорошенькой головке. Глазки и ресницы у нее были темными, как у матери. Кожа золотилась от солнечных поцелуев.
– Кто это у нас ясное солнышко? – приговаривал Джек, высоко поднимая ее так, что она ручонками почти касалась крыши. – Кто это у нас умница-разумница? Кто же это? Ты не знаешь?
– Долли! Долли! – болтала Линн. – Долли-солнышко! Умница-разумница!
Когда ей исполнился год, она уже говорила и знала много разных слов. Была веселым и спокойным ребенком.
К концу жатвы в этом году выдались пять дней, когда дождь, не прекращаясь, лил с утра до вечера. Это не позволило закончить жатву. На сорока пяти акрах остались несжатые хлеба, и дождь и ветер так били по стеблям, что они полегли. Когда же на шестой день Джек с работниками пошли посмотреть, можно ли продолжать уборку, он решил, что несмотря на влагу овес и ячмень в Топ Граунде все же следует сжать. Но вдруг он увидел, что туда с другого пастбища пробрались овцы Гонлета. Колосья были втоптаны в раскисшую от воды почву так, что было жутко смотреть.
У овец раздулись животы, и они лежали, не в состоянии двигаться. Они просто объелись травой и клевером, которые росли на том же поле под высокими стеблями овса и ячменя.
– Прошлой ночью скота там не было, – сказал Гонлет. – Я был с обходом в десять вечера, и они все находились за оградой. Их выпустил сюда Фермер Тьюллер или кто-то из его подручных, которые выполняют для него всю грязную работу!
Когда мисс Филиппа увидела это поле, она некоторое время стояла молча, и у нее в глазах блестели слезы. Ей было так жаль погубленного зерна. Но потом она рассвирепела.
– На этот раз я подам на Тьюллера в суд, как посоветовал мистер Тапиярд.
– У нас нет доказательств, – сказал ей Джек, – и Фермер Тьюллер об этом позаботился. Овцы наши, а он уж постарается сделать так, чтобы дыры в живой изгороди выглядели так, будто они появились там случайно.
– Что же нам предпринять, чтобы это не повторилось?
После этого каждую ночь Джек обходил все хозяйство с двустволкой в руках. И как-то ночью он вдруг увидел человека, который крался вдоль дорожки. Заметив Джека, тот повернул назад и побежал. Джек выстрелил из одного ствола по ветвям ближайшего дуба.
– Передай своему хозяину, – крикнул он ему вслед, – что следующему, кого он пришлет сюда, уже не повезет так, как повезло тебе!
