вьюнки, темно-красный клевер и вику. Когда наступало время обеда, Линн с Джеком устраивались в тени, падавшей от живой изгороди, ели сыр с хлебом, запивая сидром.
– Сколько колосков на этом поле?
– Ну-у-у, я этого не знаю, их слишком много, – сказала Линн.
– Тебе и не нужно их считать. Просто подумай о каком-нибудь большом числе и все.
– Сотни, и тысячи, и миллионы, и биллионы.
– Да, пожалуй, ты права.
– Почему у ячменя усики?
– Ты мне задаешь трудные вопросы, – заметил отец. – Мне бы и самому хотелось это знать. Они такие колючие, забравшись в рубашку, щекочут так, что просто иногда изводят меня. Наверное, усики растут на колосках для того, чтобы злить нас и заставлять ругаться.
– Ты не должен ругаться, это нехорошо, – сказала Линн.
– О, и кто же так говорит?
– Мисс Дженкинс.
Мисс Дженкинс была учительницей в классе Линн. Она казалась человеком из другого мира, словно была не из плоти и крови. Нет, она была гласом Божьим, в меховом жакете и с черной сеточкой для волос на голове.
– Она что, никогда не ругается, твоя мисс Дженкинс?
– Нет, – ответила Линн испуганным тихим голоском.
Она даже представить себе не могла, чтобы мисс Дженкинс ругалась.
– Неужели она никогда не говорит: «Да провались ты пропадом!» и «Хватит болтать чепуху!»
– Нет, никогда!
– Тогда, значит, мисс Дженкинс никогда не донимали усики от ячменя. Я это знаю точно!
– Мисс Дженкинс говорит…
– Да? Ну и что она говорит?
– Мисс Дженкинс говорит…
– Так, мы сейчас услышим что-то интересное. Я просто чувствую это.
– Мисс Дженкинс говорит: «Господи Боже мой, силы небесные!»
– Правда? Это ее слова? Я просто не могу этому поверить!
– А иногда она говорит: «Черт возьми!»
– Вот так-так. Как я и говорил тебе, она иногда тоже ругается, как все мы.
Время от времени Джек и Линн обедали по воскресеньям в большом господском доме. Там они должны были вести себя прилично… А мисс Филиппа хотела, чтобы они обедали у нее каждый день. Она была уверена, что мужчина не мог готовить нормальную и вкусную пищу для себя и для маленького ребенка. Но Джек старался бывать у нее как можно реже – ни ему, ни Линн не нравились эти визиты.
– Тетушка Филиппа, – как-то спросила Линн, – почему в яблочном пудинге совсем нет сахара? Он несладкий.
– Линн, ты плохо выговариваешь слова, тебе лучше следить за своей речью.
– Почему все-таки пудинг несладкий?
– Я сама готовила этот пудинг, и в нем достаточно сахара.
– Но я его не чувствую.
– Значит, что-то не в порядке с твоим языком. Вот все, что я могу сказать вам, маленькая девочка.
– А может, что-то не в порядке с твоим сахаром?
– Ты плохо себя ведешь, – строго заметила мисс Филиппа и нахмурилась.
Решив наказать девочку, она протянула руку, чтобы забрать тарелку с пудингом.
– Может, вообще лучше тебе не есть его?
– Да, – ответила ей Линн и сама отодвинула тарелку. – Мне он не нравится. Яблоки раскисшие и несладкие. Мне от них станет плохо.
Поджав губы, мисс Филиппа уставилась на Линн. Назревала ссора.
– Может, он действительно немного кисловат, – сказал Джек. – Мы с дочкой сладкоежки. Особенно, когда дело касается яблочного пудинга. Нельзя ли попросить немного сахара?
На столе появилась сахарница, и пудинг был съеден до последней ложки. По дороге домой Линн вспоминала о нем:
– Мне не нравится есть у тетушки Филиппы. Потом бывает так противно во рту, и в животе становится неприятно!
Джек поддержал ее. Суп из баранины был очень жирным. Кухарка, миссис Миггс, была старой и плохо готовила, но мисс Филиппа никогда бы не призналась в этом.
