Мир — твой, страдания — твои.
Жгуты перетянули руки Ульрика, и вены вспухли жирными червями. Они и шевелились, как черви, подпевая безголосому хору.
Голая танцовщица, победительница времени.
Кали, приди и явись паучьей нитью.
Мир есть страдание.
Братья сошлись во имя Кали,
дочери гор, великой матери всего.
Железные хоботки игл пронзили червей, и те задергались быстро, как в агонии, а после застыли, снова притворившись сосудами.
— Ну-с, помолитесь. Вдруг да случится чудо, — сказал Уолтер Баксли, пробивая яремную вену. Резко повернув голову Дорри, он проколол и вторую.
Я утолю твой голод, жующая мясо.
Богиня пылающих погребальных костров,
Выдвини к нам своих преданных воинов.
Бледные духи возводят защиту.
Кровь была бледной, как лаковая водица. Лилась на стол и со стола капала на пол, мешаясь с вонючей желтой жижей. Дымилась. И тени шакалов счастливо выли, пригибая морды к камням.
— Медленно. Слишком медленно, — голос Баксли перебил вой. — Персиваль, поднимите его за ноги. Сможете?
Сможет. Постарается.
Хайль, Хайль! Хамунда-Кали,
богиня властная во всем.
Мы упиваемся твоим танцем,
когда твоя нога касается земного шара.
Это не жертва! Это другое! Персиваля тогда спасли, и Дорри спасется. Обманет хитроумную богиню, чей рот сочиться кровью.
Она урчит и, поднявшись с постамента, протягивает все четыре руки к Персивалю.
Она помнит о нем.
Нектар мертвых. Колокола громов. Королева гор.
Джаграта Калика, Кали-ма.
Сердце останавливается. И младшенький из братьев заходится криком.
— Увы, это с самого начала не имело смысла!
Уолтер с раздражением отворачивается. Его руки тоже в крови.
Он участвует. Все участвуют!
Первородный поток обновления,
я призываю богиню разрушения.
Улыбается богиня, и третий глаз ее сияет алым камнем. Клыки ее белы, язык черен.
— Чего ты хочешь? — Перси спрашивает, хотя знает ответ.
— Пой, — говорит она. — Ты умеешь. Пой!
О Хере Махакали, Хайль!
Капалина.
Пялятся пустые глазницы черепов, дергаются мертвые руки, сплетаясь в причудливом танце, и черная нога с вызолоченными ногтями, касается земли.
Каласамкарсини,
Дурга,
— Ты мой, — говорит Богиня, и колени Персиваля подламываются.
— Ты наш, — подтверждают шакалы, отступая в тень.
— Я ваш.
Сопротивляться бессмысленно. Но можно попросить. И зло бывает милосердным.
— Пожалуйста.
Она смотрит в потерянную душу, и взгляд ее — клеймо.
— Пожалуйста. Спаси. Ты можешь.
Она отворачивается и идет к столу. Идет по крови, которой море, но словно по воде. И рябь стирает божественные следы.
Махадэви,
Бхавани,
Бхаирави
Богиня, наклонившись, проводит руками по волосам Дорри, вторая пара ныряет в грудь, вытаскивая сердце. Сжимаются украшенные перстнями пальцы и разжимаются.
Губы прилипают к губам.
Кровь мешается с кровью.
Sa etan panca pasun apsyat —
purusam, as'vam, gam, avim, ajam…
Славься, Кали чудотворная!
— Ты мой, — напоминает она, возвращая бьющееся сердце в грудь. — Помни.
Да о таком забудешь разве?
Ее прощальная улыбка прекрасна.
— …получилось…
— …чтобы эта идиотская придумка сработала? Да я скорее в чудо поверю! Ульрик, лежите, вы тоже потеряли немало крови. Думаю, следует послать кого-нибудь в лавку. А наш друг совсем расклеился. Господи, Фэйр, да он плачет! Вот уж никогда бы не подумал, что подобные особи столь эмоциональны…
Напиться бы. До беспамятства.
