только ром. Мэри покорили острый ум Томаса, прикосновения его нежных рук и его слова о том, что она находится на грани чего-то опасного, но в то же время восхитительного.
В глубине души Мэри должна была почувствовать, что что-то не так, когда он не попытался затащить ее в постель. Он страстно целовал ее и говорил, что любит, но дальше этого никогда не заходило. На тот момент Мэри верила, что он так осторожен из-за любви и уважения, которые испытывает к ней, и лишь позже она узнала правду.
Томас Куган не заботился ни о ком, кроме себя самого. Он был карманным вором и, заметив ее плачущей на пристани, понял, что ее чистый, невинный вид деревенской девушки может сделать ее идеальной сообщницей. Потребовалась лишь пара сочувственных слов, чтобы завоевать ее доверие.
В первые несколько недель их знакомства Мэри ни разу не пришло в голову, что, когда они стояли рука об руку перед какой-нибудь витриной магазина, свободная рука Томаса часто была занята присваиванием чьего-нибудь бумажника, карманных часов или другой ценной вещи. Девушку настолько очаровало его обаяние, увлекли его интересные друзья и забавный образ жизни, что, когда он сказал ей, что занимается разбоем, она и бровью не повела. А когда Томас исчез вскоре после Рождества, оставив ее в меблированных комнатах, она была безутешна.
Мэри предположила, что он пойман констеблями, и именно это заставило ее сойтись с Мэри Хейден и Кэтрин Фрайер. Она не хотела потерять лицо перед этими двумя карманницами, к которым Томас относился с большим уважением. Они казались такими светскими, такими милыми, а ей нужны были деньги, чтобы платить за квартиру, пока Томас не вернется.
Сначала Мэри просто стояла на стреме, пока ее напарницы вытаскивали кошельки на людных улицах и базарах. Иногда она отвлекала внимание, симулируя обморок или крича, что у нее украли кошелек. Но в один прекрасный день Кэтрин сказала, что Мэри тоже пора взять на себя некоторую долю риска, и, когда они увидели маленькую, опрятно одетую женщину, которая шла домой по главной улице, нагруженная покупками, это показалось идеальным дебютом.
Возможно, если бы Мэри не хотелось так сильно доказать свою смелость, она бы просто подставила женщине подножку и скрылась с каким-нибудь из ее пакетов. Но вместо этого она одной рукой схватила красивую шелковую шляпку женщины, сгребла все, что та побросала в переполохе, и швырнула пакеты Мэри Хейден и Кэтрин, прежде чем убежать со всех ног. К несчастью для них, люди погнались за ними, окружили их в какой-то аллее и кликнули констеблей.
Подробности ареста и отправки в тюрьму в Плимуте Мэри вспоминала сейчас с трудом, поскольку впечатления от дальнейшего переезда в Эксетер заслонили собой все остальное. Переезд занял четыре дня в открытой повозке, где ее приковали цепями к трем другим женщинам, две из которых были ее бывшими подругами. Они всю дорогу поносили ее за то, что попались. Был январь, и ледяной ветер дул по мрачному вересковому полю, яростно разрезая его пополам. Если кто-то из них хотел облегчиться, с повозки должны были вставать все трое, а охрана косилась на них. Каждый шаг казался пыткой, поскольку кандалы врезались в их нежную кожу, а они еще не привыкли двигаться одновременно. По ночам их заталкивали в конюшню при какой-нибудь придорожной гостинице, и всей пищей, которую они получали, были хлеб и вода. Мэри думала, что умрет от холода. По сути, она всей душой этого желала хотя бы для того, чтобы положить конец презрению и высмеиванию со стороны своих подельниц и мыслям о том, что ее преступление — ограбление на дороге — каралось повешением.
В первую ночь, проведенную в замке Эксетер, Мэри успокоилась и убедилась в том, что сможет привыкнуть к крысам, вшам, грязи, черствому хлебу и сидению на помойном ведре на виду у всех. Мэри помнила, что все это является неотъемлемой частью тюремной жизни и что она заслуживает наказания за то, что совершила. Но она не могла смириться с тем, что через несколько дней умрет. Она никогда больше не будет свободна, не сможет гулять по деревенским улочкам, смотреть, как морские волны разбиваются о берег и наблюдать за тем, как садится солнце.
Думая об этом, Мэри плакала. Ей было очень грустно из-за того, что она не оправдала надежд своих родителей и навлекла позор на семью, и из-за того, что не слушала голос совести, твердивший, что воровать грешно.
Всем был хорошо известен тот факт, что добрая половина приговоренных к смерти получала то или иное помилование. Следующие трое суток сокамерники Мэри только об этом и говорили, и каждый надеялся, что окажется среди тех, кому повезет.
Но Мэри была не глупа. Она знала, что для этого нужно иметь друзей на воле: заботливого и доброго любовника (или любовницу) или приятеля с деньгами, который будет просить за тебя. Пока часы и дни медленно текли, стало ясно, кто из ее сокамерников окажется тем счастливчиком. Именно им посылали в тюрьму еду, питье, деньги и даже чистую одежду.
Мэри с завистью смотрела на девушку и женщину (оказавшихся, как она впоследствии узнала, тетей и племянницей), когда они ели горячие пироги с мясом, которые приносил тюремщик. Их обвиняли в ограблении меблированных комнат, но со дня ареста они горячо твердили о своей невиновности. Возможно, они говорили правду. А теперь, судя по пирогам и одеялам, которые они получали, кто-то за стенами тюрьмы явно хлопотал об их освобождении.
И все же некоторые из заключенных, даже те, которые не имели никакой надежды на помилование, заметно приободрились в последние несколько дней. Может быть, это произошло потому, что быстрая смерть для них казалась предпочтительнее длительного тюремного заключения или мучительной смерти от лихорадки. Повешение имело даже некий, если можно так выразиться, престиж, ведь посмотреть на него собирались огромные толпы людей. Если приговоренные к казни сумеют принять смерть с достоинством и смелостью, они могут завоевать восхищение наблюдающей толпы и стать героическими личностями, возможно, даже легендой.
Дик Саллион был одним из тех, кто разделял эти чувства, и он все время подбадривал Мэри своим оптимизмом и своеобразной жизненной философией. Как и она, он обвинялся в дорожном разбое. Но преступление Дика больше соответствовало этому описанию, чем проступок Мэри, поскольку он лежал в засаде на отдаленных дорогах, ожидая ничего не подозревающих путешественников, и отбирал у них не только ценности, но и лошадей.
Этот крупный мужчина, почти шести футов росту, с румяным лицом и широкими плечами, обладал таким чувством юмора, перед которым невозможно было устоять. На первое утро после суда Мэри проснулась оттого, что он пел какую-то похабную трактирную песню о человеке, отправлявшемся на виселицу пьяным. Она, разумеется, решила, что Дик навеселе, поскольку те, у кого имелись деньги или вещи на взятки для охранников, могли напиваться день и ночь. Но когда она поднялась с пола и села, он улыбнулся ей, и Мэри увидела, что его голубые глаза горят ясным блеском.
— Что за смысл лежать тут и хандрить? — сказал он, будто разговаривая сам с собой. — Я прожил хорошую жизнь и считаю, что лучше мне висеть, чем потерять рассудок и человеческий облик в таком вот месте.
— Некоторые арестанты предпочитают спать, а не думать об этом, — возразила она.
Еще в январе, в первые дни заключения, Мэри поняла, что желательно подружиться с кем-нибудь жестким и хитрым, чтобы оказаться под его защитой, а поскольку Дик, казалось, подходил по всем статьям, она позволила ему придвинуться к ней ближе и поговорить.
Вскоре Мэри обнаружила, что у Дика не осталось денег на покупку дополнительной воды и питья. Он рассказал ей, что прокутил все, что имел, за первые несколько недель до суда. Но даже если Дик не мог обеспечить ей комфорт в материальном выражении в последние несколько дней, он был сильным, уверенным в себе и обладал большим жизненным опытом, и его болтовня и смех подбадривали ее.
Дик тоже был родом из Корнуолла. Мэри нравилось говорить с ним о доме, и вскоре она рассказала ему все, что чувствовала по поводу своего преступления и того, что она так опозорила семью.
— Зачем об этом беспокоиться? — спросил он, и его выговор показался Мэри таким же мягким и успокаивающим, как у ее отца. — Нам надо сделать все, чтобы выжить. Это вина правительства, что мы до такого докатились. Высокие налоги, огораживание[1]… Да они нас просто обдирают на каждом шагу! Они живут во дворцах, в то время как многие из нас голодают. Я так же, как и ты, отбирал у тех, кто не очень от этого пострадал. По-моему, так им и надо.
Мэри была воспитана в честности и богобоязненности и не совсем соглашалась с Диком, но не
